— Он умирал от туберкулеза, — сказал Карлайл. — У меня не было выбора.
Я пожала плечами. За каждым обращением в вампира стоит какая-нибудь душещипательная история, так уж повелось. Попытки самооправдания не кровососы выдумали.
Кто-то кого-то любил больше жизни и не хотел потерять, кто-то хотел кому-то отомстить, а кто-то просто спасал умирающих, прямо как Карлайл.
А остальные люди — это просто ходячие сосуды с кровью, тут заморачиваться вообще не стоит.
— Кто его убил? — спросил Карлайл.
— Там все сложно, и мы как раз над этим работаем, — сказала я. — Ты ради этого пришел, Карлайл? Честь твоего клана ущемлена и требует кровавого воздаяния?
— Отчасти, — сказал он.
— А что же в другой части? — спросила я.
— Мой сын был одержим тобой.
— Да, он что-то такое говорил.
— В последние дни перед гибелью он часто звонил мне, спрашивал совета, задавал вопросы, — сказал Карлайл. — Он хотел тебя обратить.
А вот такого он мне точно не говорил. Я бы запомнила.
— Забавно, что со мной он по этому поводу не советовался, — сказала я.
Может быть, ради этого Эдгар и приперся в мою квартиру, где, к своему несчастью, повстречался с Мигелем? Хотел сделать меня такой же, как он? Сильной, быстрой, долгоживущей, прекрасной на вид? Избегающей прямых солнечных лучей и держащейся подальше от итальянских ресторанчиков?
— Я сказал ему, что это должно быть твоим осознанным выбором, иначе быть беде, — заявил Карлайл. — Но похоже, что вы так и не успели это обсудить.
— Не успели, — подтвердила я.
— Тем не менее, в память о своем сыне, я готов сделать тебе то же предложение, — сказал Карлайл. — Я потерял Эдгара, но ты все еще можешь стать частью моего клана.
— Удивительно, как в такой ситуации ты все еще способен думать о расширении семьи, — сказала я. Ну, я имела в виду наручники, спецназ и дуло, приставленное к его голове.
— Я защищался, — сказал Карлайл. — Кроме того, у меня есть действующая лицензия. Так что ты скажешь о моем предложении?
— Я, кончено же, им польщена, — сказала я. — Но ты получишь такой же ответ, который получил бы и твой сын. Мне неинтересно.
— Жаль, — сказал он.
Я не знала, что мне еще ему сказать, потому поднялась со скамейки и вылезла из фургона. Агенты Доу и Джонсон все еще стояли у раскрытых дверей, и теперь к ним присоединился и агент Смит.
— Можете ничего не рассказывать, мисс Кэррингтон, — сказал агент Доу. — Мы все слышали.
— Нелепое стечение обстоятельств, — сказала я.
— Он ранил двоих, — сказал агент Смит.
— Он говорит, что у него есть лицензия и вы первые на него напали, когда он пришел с исключительно мирными намерениями, — заметила я.
Мне было интересно, что они будут делать. Формально, если никто из нападавших на Карлайла не умер, или умер только один человек, они должны будут его отпустить. У него была лицензия и он действовал в рамках необходимой самообороны, так что копам нечего было бы ему предъявить, кроме сопротивления при аресте.
Но ордера на арест у ТАКС все равно не было.
Карлайл был главой клана, пусть не самого влиятельного и многочисленного, так что его задержание могло бы иметь последствия и испортить отношения людей и кровососов. Оно могло стать инфоповодом, поднять шумиху в прессе, запустить очередную кампанию по защите прав нежити… некрогорожан, которую, вне всякого сомнения, поддержит куча общественных деятелей, желающих набрать дополнительные очки и набить карман пожертвованиями.
— Не будем усложнять, — сказал агент Доу. — Агент Смит, решите вопрос.
Агент Смит подготовился заранее. Он достал из небольшого чемоданчика пистолет с кремневым замком, такой старый, что мог бы принадлежать и Соломону Кейну, запрыгнул в фургон и выстрелил Карлайлу в голову.
Глава 40
Пуля, наверное, была не просто серебряная, а еще и освященная каким-нибудь кардиналом, если не самим Папой Римским (выпендрежники из ТАКС вполне могли себе такое позволить), потому что эффект последовал мгновенный. Яркая вспышка и прах Карлайла осел на металлическом полу фургона, а остатки его одежды сложились в бесформенную кучу под скамейкой.
И хотя никаких сожалений по поводу смерти Карлайла я не испытывала, методы ТАКС даже мне показались слишком радикальными. Наверное, все дело в том, что я — коп, а копы не могут себе такого позволить. Копы действуют в рамках закона, копы вынуждены следовать протоколу даже тогда, когда им самим это не нравится.