— …то у этих отношений не было будущего.
Он кивнул.
— В Заветах этому уделено не так уж много внимания, ибо они сконцентрированы на том, что происходило и должно произойти в этом мире, а твои родители повстречали друг друга в мире ином.
— Параллельный мир? Параллельная вселенная? — всегда подозревала, что папа Бэзил приходит откуда-то издалека.
— Да, — сказал он. — Миры, где война никогда не меняется, миры, где война никогда не кончается. Твои родители были плотью от плоти того мира, кровью от крови его, и кровь его они пили вместо вина, и она пьянила им головы…
— И вполне можно обойтись без таких подробностей, — сказала я. — Что было дальше? И по возможности, нормальным человеческим языком, без этих вот «плоть от плоти».
— Их роман был бурным и быстротечным, — сказал брат Тайлер. — В конце концов, их пути разошлись, а потом случилась большая война и твои родители оказались по разные стороны баррикад, и когда твоя мать встала против твоего отца, ее постиг Смерть.
— Э… — вот эту новость было не так уж легко переварить. Папа Бэзил говорил мне, что мама умерла, но никогда не говорил, как. — То есть, ты хочешь сказать, что мой отец убил мою мать?
— Нет, госпожа. Я же сказал, ее постиг Смерть.
— Постигла?
— В мирах бесконечной войны Смерть имеет мужской пол, — сказал брат Тайлер. — В мирах бесконечной войны у Смерти есть имя, и имя ему — Борден. Смерть — близкий друг и соратник Мести, твоего отца.
— И он убил мою мать?
— Да, госпожа.
— Они после этого так и остались друзьями?
— В Заветах об этом ничего не сказано.
— Чушь какая-то, — сказала я. — Разве Месть не должен был отомстить?
— Отомстить Смерти?
— Почему бы нет?
— Это произошло в бою.
— Какая разница? — спросила я. — Никаких компромиссов, даже перед лицом Армагеддона.
Брат Тайлер развел руками. Сигара оставила в воздухе дымный след.
— Это мифология, госпожа, — сказал он. — Причем, это даже не наша мифология.
— И что?
— Мифы иносказательны. Они преувеличивают одно, преуменьшают другое, раскрашивают вымышленными подробностями третье. Возможно, на самом деле все было совсем не так.
— Зачем тогда ты мне об этом рассказал?
— Потому что ты попросила.
А, ну да.
Тут мне крыть было нечем.
Но я подумала, что список вопросов, которые бы я хотела задать папе Бэзилу, вырос уже просто до неприличных размеров. Если бы еще он на них отвечал…
— А в какой момент этой душещипательной истории на свет появилась я?
— В Заветах об этом точно не сказано, — брат Тайлер затянулся сигарой. — Но, полагаю, что произошло это незадолго до той решающей битвы.
— Мой отец утверждает, что не знал о моем существовании, — сказала я. — Что не присутствовал на родах и вообще не знал о беременности.
— Такое вполне может быть, госпожа, — сказал брат Тайлер. — В мирах бесконечной войны время на разных планетах течет с разной скоростью, так что твоя мать вполне могла родить тебя втайне от него. Тем более, нигде не сказано, какой у богинь обычно срок беременности.
— А как я оказалась здесь?
— Полагаю, что наш мир был выбран твоей матерью в качестве укрытия, — сказал брат Тайлер. — Она знала о грядущей войне и попыталась защитить тебя.
— От моего отца?
— От твоего отца, от его врагов, от самой себя, — сказал брат Тайлер. — Она ведь была богиней войны и похоти, и нравом обладала соответствующим.
Да, так вот послушаешь и поймешь, действительно, лучшее, что могли сделать для меня родители — это оставить в покое.
А еще я подумала о том, что если папа Бэзил действительно был тем самым рушащим миры парнем, о котором рассказывал брат Тайлер, то он возился с Пеннивайзом неприлично долго. Либо мифология все-таки преувеличивала, либо в этом мире папа Бэзил лишался части своих божественных сил.
Но не всех — он же все таки услышал мой зов и пришел на помощь.
Я поставила пустую кружку из-под глинтвейна на широкий подлокотник кресла и потерла виски, стараясь уложить все это в голове.
Помогало, прямо скажу, слабо.
— Нелегко, должно быть, узнать такое о себе, — с искренним сочувствием в голосе произнес брат Тайлер.
— Я уже почти привыкла, — буркнула я.
По крайней мере, от этих новостей в психушку я не вернусь.
Меня, конечно, тревожили все эти пророчества, но то, что по Городу до сих пор бродит неистребимый Мигель, а Реджи лежит в больнице без сознания, тревожило меня куда сильнее.