Твою же мать.
— Мы не виделись с тобой со школьных времен, — сказала я. — Зачем ты здесь?
— Потому что я не могу быть где-то еще, Роберта, — сказал он. — С тех пор, как я увидел эту фотографию…
— То есть, уже часа четыре, — подсказала я.
— … я потерял покой и не могу думать ни о чем другом. Я думал, я смогу забыть тебя, Роберта, но я не могу. Это фото всколыхнуло в моей душе воспоминания…
— У тебя нет души, — напомнила я.
— За что ты так жестока со мной?
— Ты убил Деллу, — сказала я.
— У клана была лицензия, и я был в своем праве…
— Что не отменяет факта убийства.
— Я выпил ее, — признал он. — Я выпил ее, потому что она не была тобой.
— Ты меня вообще не знаешь.
— Я знаю тебя, Роберта Кэррингтон, — сказал он. — Знаю, как ты забавно морщишь носик, когда злишься. Как поправляешь челку взмахом руки. Как ты пьешь горячий кофе, обхватив кружку двумя руками. Как ты спишь на правом боку, подтянув колени к животу. Как ты каждое утро чистишь зубы не менее двух минут. Как…
— Ты за мной подсматривал?
— Я ничего не могу с собой сделать, — признался он. — Меня тянет к тебе, как наркомана к очередной дозе. Ты — мой личный сорт героина, Роберта.
Я почувствовала, что меня вот-вот стошнит, и дело было совсем не в пицце.
— Но в школе ты ко мне даже не подкатывал.
— А разве у меня были шансы? — горько усмехнулся он. — Ты всегда была неприступной, ты даже не смотрела в мою сторону.
— А Делла смотрела.
— И я стал встречаться с ней в надежде, что смогу забыть о тебе, — сказал он. — Но в какой-то момент я понял, что это у меня уже никогда не получится, и меня охватило разочарование…
— И ты ее убил.
— Я тот, кто я есть, — сказал он. — Древний охотник, хищник, убийство течет в моей крови. Я…
— Упырь, — констатировала я.
Он снова заныл про героин. Жалкое зрелище.
Я сдвинула кофту, чтобы он увидел загнутый под ремень пистолет.
— Не боишься, что у тебя случится передоз?
— Моя жизнь не имеет смысла, если в ней не будет тебя, — сказал он. — К тому же, обычное оружие не сможет меня убить.
— Только покалечит, — согласилась я. — И пока ты будешь валяться на полу, истекать кровью и регенерировать, я перезаряжу пистолет. У меня есть серебряные пули.
Если честно, у меня и осиновые колья где-то на балконе валялись. Уже заточенные, целая упаковка.
Никогда не знаешь, что тебе пригодится в жизни. Но ему я об этом говорить не стала.
Пусть будет сюрприз.
— Я — древний хищник и быстрее тебя, — сказал он. — Ты не успеешь.
В один миг, одним смазанным движением он вскочил с кресла и оказался вплотную ко мне и его руки уже лежали у меня на талии, и его холодное дыхание касалось моих губ.
А мой пистолет упирался ему в живот.
— Все еще твой ход, — сказала я. — Сумеешь ли ты обогнать пулю?
— Дай мне еще один шанс, Роберта, — попросил он.
— Конечно, — сказала я. — Убери руки, и у тебя будет шанс уйти отсюда без новых дырок в туловище.
— Роберта…
— Я буду считать до трех, — сказала я. — Один.
— Почему ты так жестока?
— Два.
Он все-таки убрал руки и метнулся обратно в кресло, с той же скоростью, с которой и выбирался из него. Решил не испытывать судьбу. Что ж, хоть какие-то инстинкты самосохранения у него еще остались.
— А чего это ты уселся? — поинтересовалась я. — Выметайся из моей квартиры.
— Давай встретимся где-нибудь на нейтральной территории, — предложил он. — Попьем кофе в городе, поговорим.
— Вряд ли мы найдем общие темы. Я тебя десять лет не видела.
— Одиннадцать лет, три месяца и четыре дня, — сказал он. Офигеть он душный. — И, может быть, это повод познакомиться заново. Начать все с чистого листа.
— С какого еще чистого листа? У нас с тобой ничего не было.
— Только в моих мечтах, — вздохнул он.
Вообще, это был довольно шокирующий опыт — узнать, что ты была объектом эротических (а только ли эротических?) фантазий стодвадцатилетнего упыря, и мне еще сильнее захотелось его пристрелить, но, к сожалению, он еще не сделал ничего противозаконного. Его нельзя было бы обвинить даже в том, что он вломился ко мне в квартиру: я ведь сама его пригласила.
Конечно, этот момент я в своем отчете могла и опустить…
— Я не знаю, как это происходит, — снова завел он свою шарманку. — Это волшебство древнее, чем магия крови, сильнее, чем извечный голод моего племени. Я больше не могу думать ни о ком другом, кроме тебя, я не хочу ничего делать, зная, что тебя нет рядом, я хочу просто…