27 октября 1508 года Максимилиан написал дочери, что «он слышал, будто она готовится к поездке на конгресс в Камбре». И посоветовал ей занять все дома на одной стороне города, а другую половину оставить кардиналу Амбуаза.
– Ты должна, – продолжает он, – отвезти английских послов в Камбре, особенно Вингфилда, и допустить их к совещаниям. Если приедет посол от короля Арагона, ты спросишь, предоставлены ли ему полномочия от короля, и если да, то примешь его.
В свой черёд, в ноябре Эдвард Вингфилд написал Маргарите:
– Генрих VII очень хочет, чтобы дела императора и принца, его сына (вернее, его внука Карла), были улажены с наибольшей выгодой на приближающемся конгрессе в Камбре, и чтобы их враги были полностью сбиты с толку.
Но, по словам английского посла, пока продолжается союз между королём Франции и королём Арагона, следует опасаться, что главный враг императора и принца Карла восторжествует:
– Ибо, если ему поможет Франция, король Арагона, скорее всего, сможет не только сохранить узурпированное регентство Кастилией в своих руках, как и другие владения, принадлежащие этому королевству, до тех пор, пока он жив, но и лишить принца его права наследования. Чтобы предотвратить это, Генриху кажется, что лучшим планом было бы исключить короля Арагона из договоров, которые должны быть заключены в Камбре, и разорвать союз, существующий между императором и королём Франции.
Тем не менее, внешне Маргарита продолжала поддерживать дружеские отношения с Людовиком XII. Король же в каждом из своих писем не уставал напоминать ей об их детской «дружбе» и об их играх в те дни, когда она была «маленькой королевой».
Вдобавок к блестящему уму и деловой хватке она обладала редким даром – чувством врождённого такта, с ней было приятно и легко иметь дело. Очевидно, что прекрасные отношения с главными европейскими монархами давали Маргарите некоторое преимущество в переговорах. Фактически она принимала участие в качестве арбитра в большинстве политических событий того времени.
– Мадам Маргарита, – писал Жан ле Мэр, – видела и испытала больше в своём юном возрасте… чем любая другая известная дама, какой бы долгой ни была её жизнь.
Поэтому неудивительно, что Максимилиан и Фердинанд назначили Маргариту своим представителем на предстоящем конгрессе. Тем временем военные действия между герцогом Гельдернским и провинциями Нидерландов продолжались активнее, чем когда-либо. Наконец, было объявлено перемирие на сорок дней, в течение которых эрцгерцогиня отправилась в Камбре, чтобы встретиться с кардиналом Амбуазским и посовещаться с ним по поводу заключения окончательного мира. Она прибыла туда в ноябре 1508 года с эскортом из ста всадников и 92 лучников. Половина города была отведена для неё и её свиты, другая половина была предоставлена в распоряжение кардинала, который действовал от имени папы и Людовика XII. Его сопровождали Этьен де Понше, епископ Парижа, и Альберто Пио, граф Карпи.
Маргариту же сопровождали Матье Ланг, епископ Гуркский, доверенное лицо и секретарь императора; Меркурин де Гаттинаре, президент бургундского парламента; Жан Петерс, президент Совета Мехелена; Жан Гусле, аббат Маруй; и Жан Колье, президент Тайного совета. Ей также было поручено допустить к переговорам Жака де Кроя, епископа Камбрейского, Эдмунда Вингфилда, английского посла, и посланника короля Фердинанда, если он пришлёт такового.
Сеньор де Шевре и другие члены бургундского совета сопровождали принцессу до Валансьена и оставались там, чтобы получать ежедневные отчёты о ходе переговоров в Камбре и оказывать помощь в случае необходимости. Максимилиан остался в Мехелене, чтобы вести дела в Нидерландах во время отсутствия своей дочери. Дю Бос так говорит о роли Маргариты в Камбрейской лиге: