– Что касается нашего мнения, – заявил Максимилиан, – мы желаем, чтобы упомянутый брак состоялся; ибо король Польши – прекрасный человек, правда, немного полноватый, с белым лицом, телом и руками, ростом с сеньора де Бержа в возрасте двадцати лет, но с более красивым лицом… Он управляет великим государством, любим своими подданными и всеми теми, с кем он общается, одним из которых являюсь я, а также весь мой двор. Ему, как он сказал мне своими собственными устами, сорок шесть или сорок семь лет, волосы у него уже немного седые; его королевство, расположенное в двухстах милях от Германии, большое, воинственное, и может собрать сто тысяч воинов… Король и весь его двор говорят по-немецки и по-латыни также хорошо, как на своём родном языке....
Маргарита ответила, что в соответствии с пожеланиями Максимилиана она побеседовала с Элеонорой о предполагаемом браке с королём Польши:
– Я говорила с ней от своего имени, рассказав о достоинствах и красоте упомянутого короля, о величии его королевства и обо всём, что можно было сказать по этому поводу; она слушала меня охотно, очень мягко и довольно робко, и после нескольких тонких уловок я смогла вытянуть из неё только те слова, которые… (увы, здесь письмо обрывается).
До «польской женитьбы» дело, однако, так и не дошло, Элеонору приберегли для короля Португалии. Тем временем эрцгерцогу Карлу исполнилось пятнадцать, и Максимилиан, объявив его совершеннолетним, передал ему бразды правления Нидерландами. В феврале 1515 года он был также провозглашён герцогом Брабантским, в апреле – графом Фландрским, а затем – графом Голландии и Зеландии и других владений.
Сохранилось письмо Карла президенту и советникам Фландрии:
– Очень дорогому и горячо любимому императору, нашему господину и дедушке, было угодно освободить нас от своей опеки и регентства, отдав управление нашей страной в наши руки, и мы даём согласие на то, чтобы нас приняли и присягнули на верность… Поэтому уместно и разумно, чтобы всё, что касается наших прав… отправления правосудия и других наших дел, отныне осуществлялось от нашего имени и под нашим титулом.
Обращаясь к депутатам от Генеральных штатов, Карл произнёс следующую речь:
– Господа, я благодарю вас за честь и большую привязанность, которые вы мне оказываете. Будьте хорошими и преданными подданными, и я буду вашим добрым принцем.
С Маргаритой, по-видимому, не советовались по поводу объявления Карла совершеннолетним до тех пор, пока это не стало свершившимся фактом, и вполне можно понять, что, привыкнув к власти в течение восьми лет, она испытывала некоторую тайную тревогу. Господин де Крой, сеньор де Шевре, всегда стремился исключить её из правительства, поэтому для дочери императора было дополнительным ударом узнать, что теперь, как советник Карла, он может лишить её доверия племянника. Маргарита больше не председательствовала в Государственном совете, и к ней обращались только для проформы. Письма императора ей не передавались, и до неё даже доходили слухи о том, что её обвиняли в алчности и в том, что она была плохой правительницей. Маргарита была глубоко возмущена этими обвинениями и пожаловалась своему отцу. Максимилиан ответил, что он написал Карлу и приложил копию письма:
– Мы не сомневаемся, что из-за чести и любви, которыми Вы обязаны нашей очень дорогой дочери, Вашей тёте, Вы сообщаете ей о своих главных и наиболее трудных делах и пользуетесь её добрыми советами, в которых, по естественным причинам, Вы всегда найдёте больше утешения, помощи и поддержки, чем в чьих-либо других. …с любовью умоляя Вас помнить о том, как она трудилась во время Вашего несовершеннолетия в управлении Вашей страной… а также, что Вы – её сердце, надежда и наследник, будете давать ей хорошее содержание, такое, какое она получала до сих пор… потому что она вполне заслужила это…
20 августа 1515 года Маргарита представила своему племяннику перед собравшимся советом меморандум, в котором отчиталась во всех средствах, израсходованных во время своего регентства. Этот доклад начинался так:
– Монсеньор, насколько я понимаю, различными способами Вам пытаются внушить подозрения в отношении меня, Вашей смиренной тёти, чтобы лишить меня Вашей доброй воли и доверия, что действительно было бы плохой компенсацией за услуги, которые я оказывала Вам до сих пор…
Далее она горько жалуется на то, что её отодвинули в сторону, и протестует против клеветы, выдвинутой против неё. Чтобы оправдать своё поведение, она вспоминает о своих заслугах во время несовершеннолетия Карла и твёрдо утверждает, что всегда действовала честно и преданно без какой-либо выгоды для себя, служа племяннику из любви, без всякой мысли о выгоде. Если в подробном отчёте, представленном Совету, будет обнаружена какая-либо ошибка, она просит указать ей на неё в присутствии принца, чтобы она могла ответить сама: