И предупредил в письме брата, чтобы тот некоторое время держался подальше от Германии, обещая ему, однако, когда придёт время, «делить с ним империю так справедливо, как это только возможно».
Маргарита поспешила оправдать своё поведение в письме к племяннику от 21 марта, в котором сообщила, что, когда известие о болезни Максимилиана достигло Нидерландов, Совет счёл более разумным отправить Фердинанда в Германию присматривать за наследственными владениями Карла:
– Ибо, – добавила она, – на свете нет лучшего или более обходительного принца его возраста.
Соперничество, которое отныне существовало между Карлом и Франциском, обещало вскоре уничтожить дружеские отношения, с которых началось правление племянника Маргариты. Но регентша со свойственной ей дипломатичностью увидела опасность в разрыве с Францией в такой момент и настоятельно посоветовала племяннику пока поддерживать хорошие отношения со своим соперником. Следуя этому мудрому совету, Карл приказал своим послам просить для него руку дочери Франциска I, принцессы Шарлотты.
Представление о политических талантах, проявленных Маргаритой, даёт её бурная деятельность в связи с избранием Карла императором. Она совершенно открыто заявила, что «есть два пути к короне: деньги или сила».
Вначале все шансы стать императором были у Франциска I. Его мать, Луиза Савойская, была готова отдать своё огромное состояние, чтобы таким путём купить корону, которую так горячо желал её сын. Французские послы, возможно, самые опытные в Европе, ходили от одного курфюрста к другому, ведя за собой целые караваны мулов, гружённых золотом. Ходили слухи, что Франциск был готов заплатить каждому курфюрсту от 400 000 до 500 000 тысяч дукатов, действительно астрономическая сумма для того времени. Он прямо говорил, что его цель «достичь вершины и превзойти Карла в талантах, почестях, землях и собственности».
Тогда по настоятельной просьбе Маргариты Австрийской немецкие банкиры Фуггеры выдали Карлу невиданный заём в 850 000 флоринов. При этом регентша запретила им ссужать во время предвыборной кампании деньгами других государей. Счета и квитанции Маргариты показывают, какие огромные суммы были потрачены на подарки, взятки, пенсии всем тем, кто мог внести свой вклад в достижение желаемой цели. Архиепископы Кёльнский, Майнцский и Тревский и их советники получили каждый в среднем около пятисот флоринов золотом. При этом деньги лились рекой не только в карманы участников переговоров, но и их родственников, друзей и даже слуг. Например, племяннику архиепископа Тревского тоже вручили пятьсот флоринов, камердинеру кардинала Майнского – сто, а графу Иоанну, курфюрсту Кёльна, был обещан подарок в две тысячи флоринов. Маргарита также использовала свои собственные доходы для продвижения интересов племянника.
Один из агентов Карла сказал, что всё это похоже на превосходный, настоящий рынок овса: он никогда еще не видел «таких алчных людей». Маркграф Бранденбурга был особенно ненасытным. Франциск пообещал ему в случае своей победы титул принца-регента Германии и, кроме того, руку своей свояченицы Рене Французской с приданым 200 000 гульденов. Когда агент Карла услыхал это, он предложил бранденбуржцу ту же самую сумму и руку младшей сестры Карла, Екатерины Австрийской.
Каждый человек в Европе поддерживал чью-либо сторону с такой страстью, как будто он сам должен был отдать свой голос.
Когда посол Венеции снова посетил папу в Риме 10 июня, святой отец сообщил ему, что как французский, так и испанский послы были у него на аудиенции, и каждый хвастался тем, что будет избран его король. Лев Х добавил с презрением:
– Один из двоих покраснеет.
Сам папа сначала горячо поддержал притязания Франциска I и выступил против его соперника, но вскоре он увидел, что у французского короля мало шансов на успех. Лев X, правда, не скрывал:
– Мы предпочли бы менее могущественного императора, чем король Испании или король Франции.
– Но, – как уверял Карл своих посланников в Германии, – если придётся выбирать кого-то из нас двоих, он дал понять, что был бы больше доволен нами, чем упомянутым королём Франции, и не отказал бы нам ни в упомянутом разрешении, ни в чём другом, о чём мы могли бы попросить.
Тем не менее, избрание Карла было далеко не бесспорным. Генрих Нассау, обращаясь к Маргарите, не скрывал трудностей, которые предстояло преодолеть:
– Короля (Карла) почти не знают в Германии; французы много (плохого) говорили о нём, а немцы, которые приехали из Испании, едва ли сказали что-нибудь хорошее.