Я сделала глубокий вдох (для серьезного вранья мне всегда почему-то нужно очень много воздуха) и тихо зашептала, обхватывая его руками и умоляюще глядя в глаза:
— Эло, Эло, я тебя люблю… Ты самый лучший, самый красивый, самый замечательный! Только не приходи ко мне больше, ладно?! Я тебя очень люблю, не вреди сам себе, не надо связываться с преступницей, убийцей… Пожалуйста, не навещай меня больше, я как-нибудь сама, а ты только проблем на свою голову наживешь… Я тебя люблю, мне было с тобой очень хорошо, честное слово… Но не приходи сюда! Со мной все и так уже кончено, а у тебя проблемы начнутся! Я люблю тебя, пообещай больше не приходить сюда, брось меня, мне уже ничем не помочь…
Врать любящим — очень легко именно потому, что они любят, а значит, верят и доверяют…
Хорошо у меня получилось. Искренне. Даже я сама почти поверила.
Эло
Ксенон что-то бормотала, цепляясь за мою рубашку, — явно бредила. Ну не могла она в здравом уме умолять больше не приходить сюда! И тут я невероятно остро и четко понял: я заберу ее отсюда, даже если мне это будет стоить короны и жизни.
— Т-ш-ш… Все будет хорошо… Я постараюсь помочь тебе…
В конце концов, кроме прямых официальных путей существует еще уйма боковых, жестоких и незаконных…
— Ваше высочество! Боюсь, вам нужно уходить, вас уже по всему дворцу ищут! — Железная дверь нарочито громко лязгнула, в камеру всунулась голова тюремщика с демонстративно зажмуренными глазами и виноватым выражением на лице.
Я встал:
— Потерпи еще немного, я заберу тебя отсюда. Если… если тебя еще будут допрашивать, сразу соглашайся со всем, не мучай себя, не доводи до пыток…
— Да какой смысл отпираться?! Того, в чем я уже созналась, и так хватит на четыре смертных казни и два пожизненных заключения… — тихо отозвалась иномирянка, послушно разжимая пальцы.
— И все-таки…
— Подожди! Две вещи! Во-первых, держи, это тебе на память… — В мою ладонь скользнул теплый тонкий ободок. Кольцо. То самое, которое я когда-то купил ей на ярмарке в Уррлите, Ксенон никогда не расставалась с ним, в отличие от обручального, которое сбросила и задевала куда-то сразу же после памятного бала. — Во-вторых… Слушай внимательно! — Она обхватила меня за шею и вынудила низко наклониться к себе. — В моей спальне, на кровати, лежит моя нирата. Ее… ее зовут Тэрриэт, можно просто Тэрри. Но в первые дни ты лучше с ней не фамильярничай, она с характером, вся в меня. Заберешь ее себе. Расскажешь, что со мной случилось, и заберешь. Она будет тебе служить, раз ты знаешь ее имя… Когда будешь ложиться в постель один, бери ее с собой. Если с кем-то, то лучше не трогай — она ощутимо ревновала меня к тебе, но прощала, как своей хозяйке, а вот тебе таких послаблений не сделает. Скажешь, что я велела тебя слушаться, она поймет… Ее нужно любить…
— Подожди! Ты что?! Ты всерьез собралась умирать?! — ужаснулся я, поняв, почему она наконец доверила мне имя своей нираты.
— Не перебивай! Еще Шэр! Позаботься о нем!
Ну так я и знал! Ксенон в своем репертуаре! Подругу убили, жених, того и гляди, полетит с трона, сама чуть дышит, а у нее первая забота — о ее псине!
— Хорошо-хорошо! — Я повернулся на выход, и тихий вскрик, последний всплеск отчаяния, догнал меня уже на пороге:
— Позаботься о моем щенке и нирате! Знай, если посмеешь обижать их, с того света вернусь, чтобы отомстить! Помни, я тебе их отдала…
Растерянный, потрясенный, я поднялся в покои девчонки. Ее пес лежал на ковре в спальне, услыхав шаги, он повернул морду и уставился на меня с немой укоризной, словно спрашивая: «Где моя хозяйка? Почему ты не проследил, чтобы с ней ничего не случилось?!» Я потерянно опустился рядом на пол и обхватил его за шею. Пес философски обнюхал меня и ткнулся влажным носом в щеку, будто утешая.
— Извини, я не смог ее защитить, — сам не зная почему, сказал я, вглядываясь в темно-шоколадные глаза.
Шэр вздохнул и задумчиво мотнул хвостом вправо-влево. Похоже, первый дружественный контакт налажен…
Потом я перешел к кровати. На кружевных наволочках и впрямь поблескивал меч без ножен. Нирата тоже казалась расстроенной и удрученной. Разлука с любимой хозяйкой сказалась даже на ее внешнем виде — руны на рукояти почти не шевелились, только изредка словно наползали одна на другую, гравировка будто стерлась, поблекла, а местами и вовсе исчезла.
— Тэрриэт! — несмело позвал я, протягивая руку. — Тэрриэт, с Ксенон случилась беда. Она велела тебе слушаться меня… — Пальцы замерли в дюйме от крестовины. Воспоминания о том, как я безрассудно схватился за нее, не зная имени, были еще слишком свежи. — Тэрриэт.
Стиснув зубы, я заставил себя взяться за рукоять. Ничего. Самый обычный меч, правда, слишком легкий для своих размеров и какой-то непонятный, вроде бы теплый… Я сделал пару пробных замахов. Нирата вела себя, как и мой собственный клинок, то есть послушно и уверенно, не пробуя причинить боль и вообще не позволяя себе никакой самодеятельности. Видно, она и впрямь признала меня заместителем своей хозяйки… Чувствуя себя сошедшим с ума идиотом, вдумчиво беседующим с неживыми предметами и бессловесными тварями, я вслух рассказал Тэрриэт о произошедшем с Ксенон. Рукоять нагрелась еще сильнее и почти тут же остыла. Самый обычный меч… Вот только руны на рукояти шевелятся, да по гравировке словно пробегает легкий ветерок…
Я отложил нирату и пошел к отцу, чувствуя, что вполне способен голыми руками убить его за то, что он допустил все происходящее.
— Ты опять ходил на второй уровень, — холодно поприветствовал он меня, поднимая голову от длинного, исписанного с двух сторон свитка.
— Да, ходил! — вызывающе ответил я.
— Должен тебе напомнить, что эта человеческая девка — преступница, убийца. Ты хоть понимаешь, что творишь?! Она, по всеобщему мнению, прикончила твою невесту и уже созналась в этом!
— Линирэлль мертва, и ей уже ничем не поможешь, — отозвался я, подходя к окну. — А Ксенон еще жива, и я хочу, чтобы она жила дальше! Ты знаешь, что ее пытали?
— Да, — спокойно ответствовал родитель. Голос был по-прежнему холоден и сух, но руки, сжимающие свиток, чуть заметно предательски дрогнули, выдавая волнение.
— Как ты мог это допустить?! Ты же говорил, что она тебе нравится
— А что я мог поделать?! — в свою очередь возмутился он. — Ты должен понимать, что жизнь какой-то девицы из человеческой расы ни в коем случае не должна стоять выше, чем благополучие нашего клана! Она… изуродована?
— Нет, — с болью ответил я, вспоминая покрытую шрамам спину и ссадины на висках Ксенон. — Лицо немного разбито, спина в шрамах после порки… Вот с ногами беда, похоже, к ней применили «атласные сапожки» или «легкую походку»… Только боги знают, что теперь творится у нее в душе. Она уже со мной попрощалась…
— Вовремя, — скривился родитель. — Через неделю ее казнят.
— ЧТО?!!
Мир зашатался, грозя рухнуть и погрести все сущее под обломками. Неделя… Семь дней… А потом в этом мире не станет веселой и дерзкой девушки с кудрявыми волосами и глазами, меняющими цвет в зависимости ют настроения и цвета платья…
— А что ты хотел? Она призналась в убийстве и еще в уйме всевозможных злодеяний! Разумеется, Большой Совет вынес смертный приговор! Способ казни еще не выбран, но, уверяю тебя, простым повешением или даже костром она не отделается!
— Что мы можем сделать?
— Отойти в сторону и не наживать неприятностей на свою голову, — ответил отец и внезапно взорвался: — Ты думаешь, мне не больно?! После Эланы я ни одну девушку не желал так сильно, как ее! Но мы не имеем права рисковать благополучием всего нашего сообщества ради сиюминутных прихотей! Мы не можем развязать войну с шестью кланами лишь из-за того, что не хотим допустить ее смерти!
«Брось меня, мне уже ничем не помочь, не наживай проблем на свою голову…» — набатом зазвенел в ушах тихий голос Ксенон.