Приглядевшись к рассеянно-медленным и плавным жестам иномирянки, я сразу понял, что что-то тут не то. Догадался, в чем, собственно говоря, проблема, быстро. Да она же пьяная! В стельку, в хлам, в дымину, в зюзю, в накатай! Томные движения в сочетании с необычной музыкой и плотной дымовой завесой производили неизгладимое впечатление, я на миг замер, пораженно вглядываясь в безмятежно-спокойное, абсолютно счастливое лицо Ксенон и ее пухлые губы, мягко выпевающие что-то совершенно не схожее с диким наигрышем музыкантов, но тем не менее идеально совпадающее с ним ритмом. Похоже, ей было очень хорошо. Даже жаль портить такой праздник души и тела. Но тут аквамариновые, замутненные алкоголем глаза внезапно распахнулись и уставились прямо на меня, расширившись до невообразимого состояния. Кажется, Ксенон пыталась сообразить, кто я такой и не встречала ли она меня когда-нибудь при менее приятных обстоятельствах. Надо признать, это ей удалось почти тут же, и она завопила во весь голос, без труда перекрикивая музыку и вытягивая в мою сторону указательные пальцы сразу обеих рук:
— О-о-о! Вы только посмотрите, кого принесло к нашему порогу! К нам приехал наш любимый эльф, наш Эло дорогой! Ней до дна, пей до дна, пей до дна!
Амплитуда покачивания все увеличивалась, теперь безголовая девчонка, поразительным образом сочетающая абсолютно пьяные движения и взгляды, но изумительно чистое, без всяких запинок произношение, взмахивала руками не столько чтобы указать на меня, сколько для сохранения равновесия. Став с ее подачи центром всеобщего внимания, я понял, что пора переходить к решительным действиям, и ткнул в бок окаменевшего рыцаря:
— Пойди сними ее оттуда!
— Но как я… — бурачно-красный Ариан старательно смотрел куда угодно, только не на свою принцессу, возобновившую эффектные телодвижения, и пытался жестами объяснить мне, что он вообще-то рыцарь и не может таскать на себе нетрезвых полураздетых девиц, пытающихся своим внешним видом и подобием танца довести до греха все мужское население Большого Привоза.
— Р-р-р…
Я, поняв, что грязная работа, как всегда, достанется мне, решительно двинулся к бару, расталкивая пьяных ценителей танцевального таланта нашей взбалмошной спутницы. Схваченная за талию и потащенная вниз Ксенон не сопротивлялась (не в том она была состоянии, чтобы дать хоть какой-нибудь отпор), но каким-то невероятным образом ухитрялась цепляться и руками, и ногами за все попадающиеся на пути предметы и выступы, существенно снижая скорость нашего передвижения. да тут еще возмущенные почитатели вступились за свою нетрезвую богиню, пытаясь помешать ее низвержению и позорному перемещению в спальню. У меня руки были заняты девчонкой, которую ставить на ноги не хотелось совершенно (я вполне справедливо опасался, что она или тут же свалится на пол, или попытается дать стрекача; правда, как ей это удастся в таком виде, неясно, но рисковать было в высшей степени неразумно — мне совершенно не хотелось проверять, способна ли она в пьяном состоянии к беготне), так что хмельных почитателей многочисленных талантов Ксенон пришлось расшвыривать в разные стороны пинками. Она в благодарность, восторженно бормоча что-то ласково-одобрительное, несколько раз заехала мне пальцем в глаз, сопровождая сии подлые действа таким искренним, заливистым и заразительным смехом, что я начал шарить взглядом по разоренному залу, выискивая пригодный для порки предмет.
К счастью, рыцарь наконец-то вспомнил о своих обязанностях по охране этой невозможной особы и поспешил мне на помощь, просто и безыскусно раскидав мужиков по углам. Из-под стойки выбрался пес иномирянки и пристроился в арьергарде, неодобрительно рявкая на тех, кто пытался изъять у меня пьяную Ксенон. Похоже, «К нам приехал…» было ее лебединой песней — девчонка, уже не пытаясь рыпаться, бессильно поникла на моих руках. Я обрадовано перебросил ее на плечо (а что поделаешь, так тащить удобнее) и прихлопнул по заднице, но гадкое создание мгновенно оживилось и, подняв голову, невероятно громко и четко, без единой запинки, обложило меня так, что все окружающие невольно приостановились, вслушиваясь в ее звонкие славословия, и я, кажется, начал краснеть. И это при том, что эвфемизмы использованы почти не были! Какое буйное воображение… и до чего же богатая фантазия… Первые изощренные ругательства, просвещающие всех присутствующих относительно моих очень близких отношений с лошадьми, козлами, а также загадочными предметами под названием «карбюратор», «штатив», «микроскоп» и разрозненные непонятные выкрики вроде: «Одноклеточное! Имбецил! Чтоб в тебе аргинин на рибонуклеазу заменился и в эстрадиол превратился!» я еще сумел проигнорировать, старательно делая вид, что они относятся не ко мне, но когда девчонка быстро, на одном дыхании выдала: «Ты, клавицепспалитоксикоз, никотинамидадениндинуклеотидфосфат…», а потом торжествующе добила: «восстановленный!», я чуть не свалился на пол и не забился в нервных конвульсиях вместе со своей дерзкой ношей. Высказавшись, Ксенон с чувством выполненного долга обвисла на моем плече, как простыня на бельевой веревке, и больше не подавала признаков жизни.
Я сгрузил гадкую цевку на кровать и завернул ее в покрывало, предварительно спихнув носком сапога на пол валявшуюся на нем нирату, потом спустился в разоренный зал и, не обращая внимания на причитающих над разгромом хозяев (сами виноваты, зачем позволили безобразничать нашей взбалмошной спутнице?!), отыскал и принес наверх рубашку Ксенон. Да уж, гулянку она закатила здесь знатную — разгребать последствия вечеринки иномирянки придется не один день!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Штирлиц выпил две бутылки шнапса и склонился над картой мира. Его неудержимо рвало на родину…
Ксенон
Голова болела так, будто на нее случайно наступила лошадь. А потом еще вернулась и уже потопталась как следует, с Чувством и удовольствием. Я с тихим стоном попыталась повернуться и наткнулась на что-то теплое, лежащее под боком. Что бы это могло быть, а? Не надо было, наверное, вчера столько пить, но местное вино казалось таким слабыми безобидным… А оказалось таким коварным… Но кто же это со мной соседствует? Я приоткрыла один глаз и, морщась от боли, с ужасом обозрела обнаженный мужской торс, покоящийся частично рядом, частично подо мной. Ох… Что же это вчера было, а? «Доигралась! Допрыгалась!» — толкнулась в голове ехидная, какая-то квадратная мысль, я вяло попыталась отмахнуться от нее и слегка приподняться, дабы с большей или меньшей степенью вероятности идентифицировать лежащего рядом, но не слишком в этом преуспела — голова активно запротестовала, не желая участвовать в столь необдуманных действиях, и явно сложила с себя всю ответственность за происходящее. Впрочем, похоже, она сделала это еще вчера. Как же мне плохо! О боги, за какие такие грехи вы изобрели похмелье?! И чем закончилась вчерашняя вакханалия?
— Ага! Очухалась! Здоровы же вы спать, сударыня! — топором стукнул по затылку насмешливый голос.
Чья-то грудь под моей рукой заходила ходуном, видимо, лежащий рядом искренне веселился, глядя на мои попытки наладить хоть какую-то связь с окружающим миром. Сверх- человеческим усилием я приподнялась, опираясь на руки, и тут же почувствовала, как мою несчастную больную головушку захлестывает волна облегчения: рядом со мной валялся не незнакомый мужик, как мне со страху да спросонья почудилось, а ехидничающий Эло; да и одет эльф был вполне, только рубашка распахнута на груди, это-то меня и напугало. На мне самой тоже вроде бы осталась какая-то одежда, так что я воспрянула духом и, стиснув зубы, заставила себя отползти от явно развлекающегося Эло. Стремясь оказаться от насмешничающего нелюдя подальше, я едва не перестаралась и не свалилась с противоположного края кровати. У-у-у, все! С сегодняшнего дня не пью!
— Что, плохо? Ане надо было праздников устраивать!
Верю, верю. Не надо было. Но теперь уже поздно, после драки кулаками не машут. Лучше бы помог чем-нибудь, изверг!