— Вчера…
— Я думаю…
Они заговорили одновременно и тут же замолчали. Почему-то невозможно было просто пойти, взявшись за руки, к кому-то из двоих домой, лечь в постель и предоставить телам выяснять отношения.
Долли с преувеличенным старанием разглаживала салфетку, Ральф вертел в пальцах забытую кем-то зажигалку. Ну почему все так глупо получается? Почему никто из них не решается первым предложить то, чего обоим так страстно хочется?
— Как Тори? — наконец спросил Ральф, когда тишина стала невыносимой.
— Вовсю пользуется вновь обретенным даром речи, то есть лая. Соседка утром даже пожаловалась, что не могла ночью уснуть. — Долли улыбнулась. — Я и подумать не могла, что моя крошка такая смелая.
— Да, я был не прав, когда говорил, что она ни на что не годится.
Они отпили вина и, когда ставили бокалы на стол, нечаянно прикоснулись друг к другу руками. И словно бы искра проскочила между кончиками пальцев. Ральф побледнел и вдруг сжал ладонь Долли так сильно, что та тихонько вскрикнула.
— Прости, — смущенно пробормотал он.
— Ничего страшного.
Она, потупившись, смотрела на белую скатерть. Это мучительное ожидание какого-то чуда причиняло ощутимую физическую боль, и сердце билось слишком часто и громко. Долли даже испугалась, что Ральф услышит этот сумасшедший стук.
Если бы она только могла первой произнести заветные слова, которые шептала в полусне вчера ночью, прижавшись щекой к подушке и вспоминая лицо мужчины, подарившего ей такое наслаждение. Долли уже призналась себе, что влюблена, что готова, кажется, на все, лишь бы быть рядом с Ральфом. Но сейчас не могла заставить себя разжать губы.
Это в одиночестве признание представлялось простым. Ну что тут ужасного: первой сказать о своей любви? И даже не страх получить в ответ равнодушное молчание останавливал Долли. Она слишком хорошо понимала, что этим ничего не добьется, кроме нескольких страстных ночей, проведенных в объятиях Ральфа. Но чем дольше они будут вместе, тем сильней станет зависимость.
И когда придет время расставаться, боль вернется сторицей. Если бы знать, что творится в этой голове! О чем он думает сейчас, нервно барабаня пальцами по столу. Что таит в себе скользящий мимо взгляд чуть прищуренных глаз.
— Прогуляемся?
Задумавшись, Долли и не заметила, что Ральф уже успел рассчитаться с официантом. Она кивнула и вышла вслед за ним на улицу, залитую розоватым светом заходящего солнца. Легкие облака, такие пушистые на вид, что их хотелось погладить, тоже были окрашены алым. Ветер приносил откуда-то сладковатый, даже чуть приторный запах роз. Вечер, казалось, был напоен нежностью и истомой. Прохожие, обычно спешащие куда-то и замкнутые в себе, поглощенные собственными проблемами, вдруг словно расслабились, на лицах блуждали мечтательные улыбки.
Навстречу Долли и Ральфу шла, обнявшись, парочка молодых влюбленных. Они не замечали ничего вокруг и двигались будто во сне, медленной лунатической походкой. При взгляде на них Долли пронзила острая зависть: наверное, впервые в жизни она захотела стать другой, полностью измениться.
Или это было желание сбросить буквально приросшую к коже маску хладнокровной и уверенной в себе женщины? Ведь когда-то она не была такой и, как все, мечтала о любви, о том, чтобы нашелся человек, к чьему плечу можно доверчиво прислониться и не бояться предательства. Неужели неудачи и разочарования так ожесточили ее, что уже невозможно вернуться к себе прежней?
— Ну, вот твой дом, — негромко сказал Ральф.
Долли удивилась: ей казалось, что прогулка длилась совсем недолго. Да она могла бы часами бродить вот так, в молчании, перебирая, словно четки, собственные чувства и воспоминания.
— Да… Что ж, до свидания, ковбой.
Она взбежала по лестнице и, едва открыв дверь, разрыдалась, не в силах больше сдерживать слезы. Тори испуганно тявкнула и прижалась холодным носом к щеке хозяйки, слизывая теплые соленые капли.
— Ну почему я не пригласила его хотя бы выпить кофе?
Долли закрыла лицо руками и несколько минут сидела так, не шевелясь. Какая-то полуобморочная слабость сковала тело, тяжело было дышать. Она порывисто встала и распахнула окно, подставляя разгоряченное лицо ветру. Хватит, ну сколько можно мучиться! Или это судьба наказывает ее безответной влюбленностью за всех тех мужчин, которым и она когда-то, наверное, причинила страдание?