Хотя время — не самая лучшая проверка для чувств. Потому что когда человека нет рядом, ты награждаешь его несуществующими достоинствами, вспоминаешь о нем с нежностью и грустью, мечтаешь о той минуте, когда он заключит тебя в объятия. А реальность, как правило, оказывается совсем не такой приятной и счастливой, как хотелось бы.
Долли не выдержала: уже после полудня она зашла в кабинет к Кларку Гордону. Тот, как всегда, приветствовал ее мрачным взглядом из-под насупленных бровей и пренебрежительным жестом позволил сесть.
— Ну, что новенького?
В его присутствии Долли чувствовала себя школьницей у доски, не выучившей урок. Кларк был строг со своими подчиненными, а иногда даже и откровенно хамил. И при этом все знали, что он добрейший человек, готовый прийти на помощь или дать полезный совет.
— Вы не могли бы сегодня отпустить меня пораньше? — спросила она, заливаясь ярким румянцем смущения.
— Заболела?
— Нет, то есть да… — Она никогда не умела лгать и теперь смешалась окончательно. — Мне нужно…
Кларк вдруг встал и, приблизившись, положил ей тяжелую ладонь на плечо.
— Девочка, если мне не изменяет память, наш ковбой сегодня вернулся из Лос-Анджелеса…
— Да? — с притворным удивлением спросила Долли. — Очень за него рада.
— Ну-ну… — Кларк хмыкнул и отошел к окну. — Послушай, это не мое дело, но я хочу тебя предупредить. Служебные романы не поощряются начальством.
Долли вздрогнула и посмотрела на него с нескрываемым возмущением. Но прежде чем резкие слова сорвались с ее губ, Кларк задумчиво добавил:
— Впрочем, вы взрослые люди и сами разберетесь. Просто не забывайте о работе.
Он вернулся к своему столу и углубился в свежую сводку происшествий. Несколько томительно долгих минут в кабинете царила тишина, и Долли уже отчаялась дождаться ответа на просьбу. Она и не предполагала, что для всех ее короткий роман с ковбоем уже не секрет. Теперь понятно, откуда взялась роза на столе: Дональд, наверное, еще вчера знал о прилете Ральфа и решил по-своему отметить это событие.
— Ты еще здесь? — Кларк оторвался от бумаг и сердито нахмурился. — Ладно, иди.
— Огромное спасибо, — язвительно ответила Долли с порога.
— Не за что, завтра отработаешь пропущенные часы.
Она сдержалась и не хлопнула дверью изо всех сил, как хотелось. Дональд, увидев, что она собирается, тоже не утерпел и крикнул вслед:
— Привет ковбою!
По дороге домой Долли зашла в магазин: раз уж ей удалось вырваться, то можно приготовить на ужин что-нибудь особенное. И купить пару бутылок шампанского. Рассчитываясь с продавцом, она заметила, что руки дрожат от волнения. Ну, это никуда не годится! Но справиться с нахлынувшими чувствами не удавалось. Одна-единственная мысль звенела, как колокольчик, в голове, заставляя сердце трепетать: он вернулся!
Никогда еще Долли так тщательно не готовилась к встрече с мужчиной. Она долго выбирала, что надеть, но после нескольких примерок остановилась на домашнем платье, светло-зеленом, из тонкого льна. Волосы заплела в косу, как когда-то в детстве.
Тори передалось настроение хозяйки: она буквально не находила себе места, постоянно прислушиваясь к чему-то и призывно потявкивая.
— Что, малышка, ты тоже ждешь этого синеглазого ковбоя? — Долли стояла у плиты, следя за тем, чтобы кусочки рыбы прожаривались равномерно. — И почему мы с тобой такие глупые?
Тори помахала хвостом, словно утешая, и потерлась мордочкой о ногу Долли.
— Что же нам делать, как ты думаешь?
Но собака, похоже, не знала ответа на этот вопрос. Она убежала в прихожую и уселась перед дверью, решив, наверное, что будет лучше, если она первой встретит гостя.
Накрыв стол в гостиной, Долли посмотрела на часы. Ральф не сказал точного времени, ожидание казалось мучительно долгим. Но вот радостно залаяла Тори, раздался звонок, и Долли бросилась открывать.
— Здравствуй, принцесса. — Ральф протянул букет бледно-алых роз. — Как же я соскучился по тебе!
Неловкость первых минут после разлуки, быстрые взгляды из-под полуопущенных ресниц, предательская слабость в ногах, борьба с желанием разрыдаться от счастья…
— Проходи, — наконец произнесла Долли, еле шевеля губами.
Ральф похудел, на загорелом лице сияла улыбка, в которой не было и тени смущения, поля неизменной ковбойской шляпы отбрасывали на кожу тень, подчеркивая резко очерченные скулы, выдающие упрямство и гордость.