— Я хочу тебя, — прошептала Долли, уже погружаясь в пучину наслаждения.
Все было так, как прежде — полное слияние не только тел, но и душ. И они не торопились, растягивая мгновения удовольствия до бесконечности, продлевая сладчайшую муку. Если они созданы друг для друга, то никакая сила на свете не сможет их разлучить. И в секунды близости это казалось таким понятным и простым, что невозможно было и помыслить о расставании.
Они встречались почти каждый вечер после работы в маленьком малолюдном кафе, ужинали, гуляли, шли домой к Долли. Она даже привыкла к такой жизни и думала, что так теперь будет всегда. Но Ральф не торопился переезжать, он часто уходил среди ночи, возвращался к себе.
Опасаясь нарушить воцарившееся равновесие, обманчивое и ненадежное, Долли не заговаривала о будущем, во всем положившись на судьбу. Она свела их, она и подскажет правильное решение, когда это потребуется. Хотя от нее, конечно, можно ожидать любого подвоха.
Так и случилось. С самого утра Долли мучило странное предчувствие: что-то должно было произойти, а вот хорошее или плохое — об этом интуиция умалчивала. Придя на работу и не застав Ральфа на обычном месте, — они, с согласия остальных сотрудников, сдвинули свои столы, — Долли удивилась, но не придала этому большого значения.
Дональд встретил ее насмешливым приветствием. Держа в руках чашку кофе, он, не спрашивая разрешения, уселся напротив с хитрой улыбкой на губах.
— Ты, конечно, уже в курсе, — начал он медленно.
— Нет, — коротко ответила Долли, выразительно поглядывая на толстую папку, лежащую перед ней.
Но избавиться от Дональда было не так просто. Он закинул ногу за ногу и развалился на стуле, с равнодушным видом рассматривая потолок.
— Хорошо, — сдалась Долли, понимая, что он не уйдет, пока не выложит новость. — Что еще произошло?
— Ковбой заперся с шефом в его кабинете и не выходит уже целый час, — шепотом сообщил Дональд.
— Ну и что? Им, наверное, есть что обсудить.
— Я краем уха слышал, что шериф из родного городка Ральфа подал в отставку…
Долли показалось, что сердце остановилось и никогда больше не забьется. Это сообщение было, как гром среди ясного неба. Почувствовав, что задыхается, она дотянулась до графина и налила в стакан воды. Но не смогла поднять его, потому что руки дрожали.
— Ты что? Действительно ничего не знала? — испуганно спросил Дональд, явно не рассчитывавший, что его слова произведут такое впечатление. — Я не хотел тебя огорчить, поверь…
— Все нормально. — Долли удалось разжать губы, но голос звенел от напряжения. — Тебе Ральф сказал об этом?
— Ну да, он получил вчера письмо от матери, она зовет его обратно в эти, как их там, Две Кобылы…
— Четыре Лошади, — машинально поправила она. — Он… Он собирается уезжать?
— Похоже на то, иначе о чем ему так долго говорить с Кларком. Наверное, просит о переводе. Смешной человек, променять Сан-Франциско на какое-то захолустье, где и телевизоров, пожалуй, нет. — Дональд пожал плечами. — А ты когда увольняешься?
— Почему я должна увольняться? — Долли казалось, что тело окаменело, а кровь перестала бежать по венам, обратившись в свинец.
— Ну, вы же… — Он смешался и замолчал. — Прости, я думал, вы уезжаете вместе…
Она медленно встала, взяла со стола сумочку и неверными шагами направилась к выходу.
— Постой, куда ты? — воскликнул Дональд, до которого наконец дошло, что он совершил какую-то глупость.
Долли аккуратно закрыла за собой дверь и, сойдя с тротуара, подозвала проезжающее мимо такси. Она действовала, словно автомат, заведенный и брошенный на произвол судьбы. Какие-то обрывки мыслей мелькали в голове, будто в калейдоскопе. И болело сердце, вполне ощутимо — значит, она еще была живой.
Уже дома, забравшись с ногами на диван и прижимая к груди взволнованную слезами хозяйки Тори, Долли жаловалась ей, всхлипывая:
— Он ничего мне не сказал! Ничего, ни слова, ты представляешь?
И ведь она предполагала, что именно так все и будет, что рано или поздно Ральф уедет: слишком часто он говорил о Техасе, описывая прелести жизни под палящим солнцем, жизни спокойной, размеренной, патриархальной, где все друг друга знают с рождения. Эти надоевшие восемьсот пятьдесят жителей, которые иногда даже снились Долли в кошмарах: вот они стоят, запыленные ковбои и их жены, и укоризненно смотрят на городскую, ничем на них не похожую женщину, требуя вернуть то, что принадлежит им по праву.