Виола подняла на него измученный взгляд.
— Не стоит беспокоиться папенька, я вполне здорова. Просто мне нужно немного отдохнуть.
Граф кивнул лакею, и тот поставил перед ним блюдце апельсинового желе.
— Я не о том, — сказал отец.
— А о чем же? — удивилась Виола.
Он тяжело вздохнул.
— Понимаешь ли, дочь моя, твое похищение бросило тень на репутацию нашей фамилии. Я собирался выдать тебя замуж за сына герцога Белличини, но теперь их семья потребует доказательства того, что ты по прежнему невинна. Мы пригласим самых уважаемых лекарей, чтобы они освидетельствовали…
Виола вспыхнула, чуть не подавившись куском хлеба.
— Не надо, папенька, — перебила она отца. — Я не девственница.
Ложечка выпала из его руки и со звоном свалилась под стол.
— Что? — Резко подавшись вперед, отец вперил в Виолу сумрачный взгляд.
У нее задрожали губы.
— Простите, папенька, так уж вышло, — пролепетала она.
Граф подхватился на ноги и бахнул кулаком по столу с такой яростью, что на нем дружно звякнула вся посуда.
— Немыслимо! — заорал он. — Как ты могла?! Что теперь люди скажут? Что моя дочь — потаскуха?
Виола ошарашено смотрела на отца, ощущая, как ее начинает трясти. По щекам обильно потекли слезы.
— Меня изнасиловали! — истерически выкрикнула она.
Граф схватился за голову и запричитал:
— Господь всемогущий! Что же делать? Кто теперь тебя такую замуж возьмет? Кому ты нужна? Порченый товар!
— Простите, папенька, я не виновата!
Виола вскочила со стула и с рыданиями кинулась к отцу на грудь. Тот грубо оттолкнул ее от себя.
— Иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока я не разрешу! — рявкнул он.
— Но папа!
— Прочь с глаз моих!
Глотая слезы, Виола поплелась к себе. Час от часу не легче! Вернулась, что называется, домой! Отец считает ее разменной монетой для укрепления своей власти. Он, видите ли, собирался выдать ее замуж за сынка герцога Белличини. Виола напрягла память — точно, был здесь такой в прошлом году. Папенька еще тогда рассыпался в любезностях перед этим юнцом но, прежде всего, перед его папашей-герцогом. Сам кавалер ей не понравился — долговязый, нескладный и скользкий словно угорь. Возможно, оно и к лучшему, если он не согласится взять «порченый товар».
— Да может я вообще не хочу замуж! — выпалила Виола, пинком распахивая дверь своих покоев.
Служанка в комнате подпрыгнула от неожиданности.
— Вы не хотите замуж, миледи? — ошалело переспросила она.
— Нет, — буркнула Виола. — Уйду в монастырь.
Она рухнула на кровать и уткнулась носом в подушку.
***
Наутро Виола едва смогла встать с постели. Ее тошнило, кружилась голова, перед глазами мелькали разноцветные мушки. Она спустила ноги на пол и только успела достать из-под кровати ночную вазу, как ее вырвало желчью.
— Что с вами, миледи? — испуганно спросила камеристка Джоанна. — Вам нездоровится?
— Не знаю, — слабым голосом пробормотала Виола, ощущая противный горький привкус во рту. — В последнее время чувствую себя все хуже и хуже.
— Простите мою дерзость, миледи, а вы не можете быть в положении?
— Что? — Виола недоуменно нахмурилась. — А это здесь причем?
— Ну так беременных же тошнит по утрам, вы разве не знали? — пояснила Джоанна, но тут же махнула рукой. — Ах, что за чушь я несу, вы ведь еще девица.
Виолу прошибло холодным потом. Она вперила в камеристку ошалелый взгляд.
— Погоди-ка! А есть еще какие-нибудь приметы? — взволнованно спросила она.
Служанка подняла глаза к потолку.
— Ну, крови, там, пропадают. Титьки еще набухают и болят.
Виола тотчас стиснула свою грудь и поморщилась от неприятных покалываний. «Пропадают крови?» А ведь с момента похищения у нее так ни разу и не было женских недомоганий! Раньше они, случалось, тоже задерживались, если она перенервничала или простыла, но… сейчас-то и другие признаки налицо!
Господи! Не может быть! Неужели, настой Матильды не сработал? Хотя, чему тут удивляться: сколько раз приходилось пропускать его прием. Начать хотя бы с того, что в первые два визита ярла Матильда еще не достала траву. И потом, когда Сигизмунд посадил ее под замок, дети смогли передать бутылочку только через несколько дней.
Боже, нет! Виола в отчаянии закусила губу. Этот старый ублюдок все-таки добился своей цели! Хоть его пепел и развеяли по ветру, но проклятое семя все же успело прорасти в ее утробе.
«А может, это ребенок Бьорна? — пришла в голову шальная мысль. — Нет, вряд ли. Мы были с ним всего пять или шесть раз, и то, в те дни я принимала зелье».
Нет. Все говорит о том, что в ее чреве зреет плод жестокого изнасилования. Ярлово отродье отравляет ее изнутри, вот потому-то она и чувствует себя так паршиво.
Матильда как-то упомянула, что в роду Сигизмунда у всех мужиков сросшиеся пальцы на ногах. Значит, если родится мальчик, все сразу станет понятно. А если девочка?..
«Да какая к черту разница, от кого я понесла! — Виола в панике схватилась за голову. — Как я скажу об этом отцу? Он же меня убьет!.. Нет, не буду пока ничего говорить. Может, есть способ как-то сорвать эту проклятую беременность?»
— Джоанна, — обратилась она к служанке.
— Слушаю, миледи.
— Поклянись, что никому ничего не расскажешь.
— О чем, миледи?
— Ну… о том… что я, возможно, жду ребенка.
У камеристки загорелись глаза.
— Так это правда, госпожа?
— Откуда я знаю? — с раздражением бросила Виола. — Надеюсь, что нет.
— А разве вы уже были с мужчиной? — спросила Джоанна. — Я имею в виду…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — перебила Виола. — Да, была, но я принимала один настой, и думала, что это поможет избежать… нежелательных последствий.
— А что за настой?
— Отвар пастушьей сумки. Слыхала о таком?
— Да, миледи, слыхала. Кому-то помогает, кому-то нет. Я вам так скажу: единственный надежный способ — это вовсе не подпускать к себе мужиков. А все эти травки, отвары — дело такое…
— Понятно. — Виола поникла. Она-то надеялась, что Джоанна станет ее уверять, что раз она принимала зелье, то никак не может быть в положении.
Но увы…
— В любом случае, не вздумай трепать языком! — добавила она.
— Буду нема, как могила. — Джоанна прижала руку к груди.
— И вот еще что. — Виола понизила голос. — Есть ли какой-нибудь способ от этого избавиться?
— От ребеночка-то?
— Да.
На румяном лице камеристки отразился неподдельный ужас.
— Но ведь это же смертный грех! Бог накажет! — воскликнула она.
— Но что мне делать! — Виола в отчаянии заломила руки. — Отец убьет меня, если узнает!
— Ну что вы, миледи, как же он вас убьет? Вы ведь его единственная дочь. А дитя — это всегда радость, даже зачатое во грехе.
— Но ведь не от насильника же! — вскричала Виола.
— А что тут такого? Меня, кстати, мамка тоже от насильника родила.
— Серьезно что ли? — Виола с недоверием уставилась на нее.
— Угу, — кивнула Джоанна. — На нашу деревню напали хейды, вот ее и снасильничали. Она тоже хотела меня вытравить, да я крепко в утробе держалась, не удалось.
— Вот уж не знала, что ты появилась на свет… таким образом, — пробормотала Виола.
— А вы думаете, откуда у меня рыжина в волосах-то? — Джоанна с усмешкой тряхнула медными прядями. — Ну так что я вам хочу сказать, миледи: мамка тоже жуть как не хотела меня рожать, но зато сейчас — я ее единственная отрада. Дитя-то любить вас будет пуще всего на свете, даже если от насильника его зачали.
Виола со вздохом отвернулась к зеркалу. Отражение не порадовало: бледная кожа, заострившиеся скулы, глубоко запавшие встревоженные глаза… «Я выгляжу как старуха», — с мимолетным огорчением отметила она и перевела взгляд на Джоанну.
— Но ты все-таки разузнай насчет средства, — попросила Виола. — Ну пойми, не могу я родить этого ребенка! Я — единственная наследница нашей фамилии. Этот бастард опозорит наш род.