Все вокруг молчали, ожидая ответа.
«Нет!» — хотела выкрикнуть она, но у нее будто в ночном кошмаре пропал голос, и из горла вырвалось лишь сипение.
— Да, — ответил за нее граф. — Простите, святой отец, невеста очень волнуется.
Священник кивнул и обратился к жениху.
— Берешь ли ты, Норберто Манчини, эту женщину в законные жены и обещаешь ли любить ее, пока смерть не разлучит вас?
— Да, — подтвердил тот.
— В знак нерушимости брачных уз прошу вас обменяться кольцами.
Служка поднес бархатную подушечку, на которой покоились два золотых кольца. Манчини повернулся к Виоле, схватил ее за руку и стянул с нее шелковую перчатку. Виола внутренне напряглась: мизинец перчатки был бутафорским, набитым ватой, и когда новоиспеченный супруг увидел обрубок пальца, на его лице мелькнула смесь удивления и брезгливости.
«Да, тебе действительно достался порченый товар», — с неким злорадством подумала Виола.
В следующий момент Манчини совладал с собой и надел на ее безымянный палец золотое кольцо. Украшение скользнуло по суставу и туго сдавило фалангу, словно кандалы — запястье раба.
Настал черед Виолы окольцовывать «супруга», но она не шелохнулась. Тогда жених, заслонив собой подушечку от зрителей, сам нацепил себе на палец кольцо.
— Властью, данной мне господом, объявляю вас мужем и женой, — торжественно провозгласил священник. — Вы можете поцеловать невесту.
«Нет-нет-нет!» — билось у Виолы в висках, но реальность была неумолима — теперь она до конца своих дней принадлежит этому человеку, ведь в Ангалонии разводы запрещены.
Манчини подошел к ней, взял за плечи. В лицо повеяло смрадом его дыхания. Холодные скользкие губы коснулись ее рта… К горлу подкатила тошнота, и Виола отшатнулась, зажимая ладонью рот.
По церкви прокатился шепоток. Наверняка присутствующие заподозрили, что невеста на сносях. Да и плевать! Теперь Виоле было на все плевать. Отец поступил с ней подло и мерзко, так с какой стати она должна заботиться о его репутации?
После заключительной церемонии и слащавых поздравлений от лицемерных придворных, Виола с новоиспеченным супругом направилась к выходу. Манчини попытался взять ее за руку, но она с раздражением выдернула ладонь.
— Миледи, теперь вы моя законная жена, так что извольте повиноваться! — сказал он ей, когда они уселись в карету.
— Не дождетесь! — сквозь зубы процедила она, нервно теребя сжимающее палец кольцо. — «Выброшу при первой же возможности!»
— Трогай! — велел кучеру новоявленный барон и откинулся на бархатную спинку сиденья. Его карие глаза с болезненно-желтоватыми белками уставились на Виолу в упор.
— Куда мы едем? — поинтересовалась она.
— В замок вашего батюшки. Первую брачную ночь проведем там, а завтра отправимся в мое новое поместье.
— …пожалованное графом за то, что вы взяли в жены «порченый товар», — колко заметила Виола.
Манчини криво усмехнулся.
— Ну что вы, моя дорогая! Это такая мелочь по сравнению со счастьем быть вашим супругом. Думаю, от вас не ускользнуло то, что я всегда был по уши в вас влюблен?
Разумеется, Виола замечала его долгие взгляды и томные вздохи, но никогда не придавала этому особого значения.
— Пф-ф! — Она с презрением подняла бровь. — Если вы меня так любите, почему же тогда не дождались у белой скалы. Признаться, я была неприятно поражена, когда не застала там ваш отряд.
— Ну… — Манчини смущенно отвел глаза. — Откровенно говоря, я не ожидал, что вы действительно рискнете сбежать.
— Замечательно! — едко усмехнулась она. — И зачем тогда было соглашаться? Я рассчитывала на вас.
— В свое оправдание могу сказать, что я все-таки подумывал разбить там лагерь хотя бы на одну ночь.
— И что же вам помешало?
— Во-первых, хейды. Их ярл четко дал нам понять, что мы должны не мешкая убираться с их земель. Если бы они обнаружили, что мы почему-то медлим, это привело бы к плачевным последствиям.
— Понятно. Вы струсили, — пренебрежительно хмыкнула Виола. — А что «во-вторых»?
— Во-вторых, когда мы подъехали к этой скале, на нас набросился огромный медведь. Мы едва унесли от него ноги. Полагаю, что у него там логово или что-то вроде того. Как вы понимаете, разбивать там лагерь было бы весьма неразумно.
— Вонючее ссыкло! — по-хейдеронски ругнулась Виола.
— Что-что? — переспросил Манчини.
— Вас же была там чертова уйма вооруженных мужиков! Неужели вы бы не справились с каким-то медведем?
— Нас было всего пятеро. — Манчини спесиво наморщил крючковатый нос. — И ехали мы на переговоры, а не на охоту.
— Вот Бьорн почему-то не побоялся в одиночку пойти на этого зверя. А вы просто жалкий трус!
— Бьорн? Уж не так ли зовут того дикаря, что вас обрюхатил?
— Не ваше собачье дело!
— Хватит! — с неожиданной злобой рявкнул Манчини. — Прикуси язык, женщина! Теперь ты моя жена и должна меня уважать!
— Так было бы за что, — фыркнула Виола.
Манчини откинулся на сиденье и засунул большие пальцы под кожаный ремень, подпоясывающий его камзол.
— Муж жене хозяин и бог, — с угрозой в голосе процедил он. — Я научу тебя уму-разуму, маленькая потаскуха.
— Только попробуй!
Неизвестно, как далеко бы зашел этот разговор, но в следующий момент карета остановилась. Лакей отворил дверцу. Манчини спустился и подал Виоле руку.
Она проигнорировала его жест и, подхватив измятые шелковые юбки, ступила в жидкую грязь.
«Туфли безнадежно испорчены», — мельком подумала она, но этот пустяк совершенно ее не взволновал. К чему горевать о туфлях, когда безнадежно испорчена вся жизнь?
Они вошли в замок. В большом зале все было готово к пиру. Отблеск свечей в серебряной посуде, мелодичное звучание лютни, изысканные яства на дубовом столе… В памяти неожиданно возник другой пир. Тот самый, с которого все и началось, когда Бьорн похитил ее… На глаза навернулись слезы.
Новоиспеченную супружескую пару усадили во главе стола, и гости принялись шумно поздравлять их, один за другим поднимая бокалы за здоровье молодых. Виола не стала пить. Во-первых, у нее и без того кружилась голова, а во-вторых, она слыхала, что спиртное дурно сказывается на потомстве. Не то, что бы она пеклась о здоровье сигизмундова отпрыска, но и произвести на свет урода тоже бы не хотелось.
Когда окружающие изрядно захмелели, с места поднялся отец.
— Дорогие гости! — торжественно произнес он. — Хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли поздравить мою возлюбленную дочь в самый прекрасный момент ее жизни.
«Самый прекрасный момент моей жизни я провела на туше убитого медведя», — подумала Виола, угрюмо ковыряя вилкой перепелиный паштет.
— Они такая чудесная пара! — слащаво прощебетала баронесса Пердутти.
Уф! Виола терпеть не могла эту напыщенную лицемерку.
— Уверена, господь пошлет им множество славных детишек, — фальшиво проворковала маркиза Серпенте — еще более противная особа, чем баронесса Пердутти.
— Да будет ваш брак долгим и счастливым! — выкрикнул кто-то из дальнего конца зала.
— Так поднимем же за это бокалы! — призвал всех отец.
Он выпил до дна, и гости последовали его примеру.
— А теперь, — продолжил граф, вновь усаживаясь за стол, — думаю, нашим молодым уже не терпится стать мужем и женой по-настоящему.
«О чем это он? — нахмурилась Виола, а в следующий момент до нее дошел смысл сказанного. Ее словно окатило ледяной водой. — Боже, нет! Только не это!»
— Его сиятельство абсолютно правы, — подтвердил господин Папагалло — распорядитель придворных церемоний. — Брак не может считаться окончательно свершенным, покуда муж и жена не взойдут на брачное ложе.
— Да! Да! — загалдели подвыпившие гости. — Эй, Манчини, хватит обжираться! Пора бы уже и помять супружескую постель!
— Вспаши ее поле как следует, да поглубже!
— Сделай с ней чудовище о двух спинах!
— Засади ей в ножны свой меч по самую рукоять!