— Даже и не думай! — сквозь зубы прошипела Виола, но ее слова потонули в возбужденном гомоне.
Манчини нацепил на свою крысиную морду самую елейную улыбку и поднялся с места. Схватив Виолу под руку, он заставил встать и ее.
— Извольте пойти со мной, дорогая супруга, — шепнул он ей на ухо и вытащил ее из-за стола.
— Дорогие молодожены, прошу следовать за мной, — господин Папагалло взял канделябр и направился к выходу.
Манчини поволок Виолу за собой, а гости провожали их непристойными выкриками и рукоплесканием.
Распорядитель церемоний, отец и еще несколько приближенных сопроводили супругов в спальню, где им предстояло провести первую брачную ночь. В камине метались языки пламени, бросая зловещие блики на потемневшие каменные стены.
Почти все пространство комнаты занимала широкая кровать с пурпурным бархатным балдахином. По обе стороны от нее стояли тумбочки, на которых поблескивали серебряные подсвечники.
Эта спальня предназначалась для важных гостей, и Виола почти никогда в нее не заглядывала. И вот теперь она здесь, уже как гостья в собственном доме. Но хуже всего то, что ей снова придется спать с мужчиной против своей воли.
В комнату вошла камеристка Джоанна.
— Позвольте, миледи.
— Что? — Виола с непониманием уставилась на нее.
— Я должна снять ваше платье.
— Как?! И вся толпа будет на это пялиться? — Виола ошарашено обвела глазами выстроившихся полукругом дворян.
— Не волнуйтесь, миледи, — поспешил успокоить ее распорядитель. — Рубахи останутся на вас. Свидетели только удостоверятся, что вы с супругом легли в постель, а потом все выйдут за дверь, и будут ждать там.
— Ждать чего?
— Кхе-кхе. Доказательства того, что таинство брака свершилось.
— Проклятье! — пробурчала Виола себе под нос. — Чтоб вас черти разодрали.
Она увидела, что слуги уже помогли раздеться новоявленному супругу. Ей ничего не оставалось делать, как позволить камеристке стянуть с себя платье и вынуть шпильки из волос.
Когда она оказалась в одной рубахе, глазенки Манчини сально заблестели, а граф кивнул распорядителю.
— Прошу! — Тот откинул краешек одеяла, и Виола юркнула в постель, чтобы поскорее спрятаться от чужих глаз.
С другой стороны улегся Манчини.
— Господь, да благослови этот брак! — пробормотал распорядитель, и придворные вышли.
Едва за ними захлопнулась дверь, Виола тут же вскочила с кровати.
— Эй, ты куда? — Манчини протянул к ней руку. — А как же супружеский долг?
— Даже и не думай! — прошипела она, обувая измазанные засохшей грязью туфли.
Манчини встал с постели, подошел к Виоле и грубо схватил ее за плечо.
— Ты моя жена и будешь делать, что я велю! — Он с силой швырнул ее на кровать. — Я желаю с тобой возлечь!
— Пошел к черту! — Виола пихнула его ногами в живот.
— Ай! Сука! — Он схватился за ушибленное брюхо. — Ну погоди, тварь!..
Он размахнулся, чтобы дать ей оплеуху, но тут в дверь постучали.
— Простите, ваша милость, у вас там все хорошо? — снаружи послышался приглушенный голос распорядителя.
— Да-да, все прекрасно, — с наигранной веселостью ответил новоявленный барон, а затем снова повернулся к Виоле. — Ладно, женушка, я не тороплюсь.
С этими словами он подошел к каминной полке, взял с нее бутылку и наполнил бокал.
— Твое здоровье, любезная супруга, — он отсалютовал Виоле кубком и выпил.
Она сидела на кровати, забившись в угол как загнанный зверь. Руки сводило от напряжения, сердце часто-часто колотилось в груди. Глядя на сутулую спину Манчини, на его узкие плечи и редеющие волосы, она твердо решила отбиваться до последнего. Лучше сдохнуть, чем позволить этой скользкой жабе дотронуться до себя.
Какое то время Манчини безмолвно пялился на огонь, поигрывая бокалом в руке, затем снова наполнил его, выпил и поставил на каминную полку.
Он подошел к кровати, но вместо того, чтобы лечь, выдвинул ящичек тумбы и что-то оттуда достал.
— Подвинься, дорогая, — попросил он.
Виола с недоумением пересела на самый краешек. В руках «супруга» она увидела стеклянный флакончик, наполненный темной жидкостью. Манчини откинул одеяло, вытащил из пузырька пробку и капнул на простыню пару капель.
По белому льну расплылись алые пятна. Кровь! Так вот что подразумевалось под «доказательством свершившегося таинства» — подтверждение того, что новобрачная — девственница. Наверняка это часть сделки между новоиспеченным бароном и ее отцом.
Манчини сдернул с кровати запачканную простыню.
— Накройся одеялом! — велел он Виоле, и когда она послушалась, подошел к двери.
Створки распахнулись, и спальня снова наполнилась людьми. Барон развернул перед ними окровавленную простыню. Придворные одобрительно загудели, даже отец удостоил Виолу снисходительным взглядом.
«Наверняка гордится, как ловко он все провернул!» — подумала она, до подбородка натянув на себя одеяло.
Уши и щеки горели от стыда. Наверняка так и должна себя чувствовать добродетельная невеста, после того как в ее целомудренном лоне впервые побывал мужской «инструмент».
К счастью, свидетели недолго глазели на «любящую» чету. Распорядитель поздравил супругов со «свершившимся браком», затем с гордостью взял за уголки запятнанную «кровью девственницы» простыню и отправился восвояси. Остальные, пожелав молодоженам долгой семейной жизни и кучу детишек, последовали за ним.
Когда за посетителями захлопнулась дверь, Манчини запер ее на ключ.
— И чья же это кровь? — поинтересовалась Виола.
— Ваша, — желтозубо улыбнулся барон.
— Не паясничайте!
— Почем я знаю? Все подготовил ваш папаша. Думаю, наше маленькое представление пришлось ему по душе.
— Прекрасно. А теперь оставьте меня в покое.
— И не подумаю, дорогая женушка. — Манчини плотоядно облизнулся. — Теперь, когда никто нам не помешает, я намерен заняться вами вплотную.
Что за кретин! Виола с досадой закатила глаза.
— Послушайте, — она попыталась достучаться до его разума, — вы получили поместье, деньги, титул, что там еще? Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится. Мне все равно, даже если вы переспите хоть со всем графством, но не рассчитывайте, что я буду делить с вами постель.
Манчини присел на кровать и склонился над Виолой.
— Что мне титулы и поместья? — хрипло заговорил он. — Я всегда мечтал обладать тобой, Виола. Ты была такой красивой, такой недоступной, всегда витала в облаках. Я смотрел на тебя и облизывался как жалкий пес на кусок мяса, а ты даже не замечала меня, я был для тебя пустым местом. Но бог услышал мои молитвы — теперь ты моя, и я буду делать с тобой все что захочу!
Его глаза горели безумием, лоб заблестел от испарины. Виола похолодела. Он сумасшедший! Она откатилась на край постели и попыталась вскочить на ноги, но Манчини поймал ее за руку и снова швырнул на кровать.
— Отпусти, урод! — заверещала она. — На помо…
Одной рукой он схватил ее за горло, а другой зажал ей рот.
— Тихо, женушка! Визжать ты будешь, когда я тебя оседлаю. Побереги силы, они тебе еще понадобятся. У нас впереди дли-инная ночь. Я буду засаживать тебе так долго и глубоко, что твое отродье выскочит из твоего брюха, и я тут же заделаю тебе своего.
Нет! Виола принялась извиваться и брыкаться, отчаянно пытаясь сбросить Манчини с себя, но его жилистое тело крепко вдавило ее в перину. Он дернул ворот ее рубахи, разрывая до пояса. В последнее время грудь стала жутко чувствительной, и когда барон грубо стиснул ее, Виола вскрикнула от боли.
— Ну вот, ты уже подо мной стонешь, — самодовольно пропыхтел он, и впился губами в ее сосок.
Боль стала невыносимой. Виола попыталась отпихнуть от себя насильника, но ничего не вышло. Он навалился на нее всем своим весом, просунул ладонь ей между ног и попытался впихнуть вовнутрь сразу несколько пальцев.
Внезапно что-то словно взорвалось в ее голове. Перед глазами возник Сигизмунд. Его тяжелое тело, похоть, прерывистое дыхание… Виола и сама не поняла, как у нее в руке оказался подсвечник…