Сехун чувствовал себя немного неловко в глубоком кресле, невольно представляя на этом месте Эллу. Интересно, ей правда здесь нравится? Дышать этой тонкой смесью кофейных зёрен и мускусного одеколона Ифаня. Рассматривать абстрактные картины, развешенные на стенах. Прислушиваться к редким шагам за дверью и почти неразборчивому гулу улицы за толстым стеклом. Сехун бы тут с ума сошёл. Какая исповедь, если он чувствует себя в этом месте больным и безумно несчастным? Как можно открыть своё сердце малознакомому человеку? Ему не дано было это понять.
— Чем могу быть полезен?
Сехун вздрогнул, подняв взгляд на подошедшего к нему Ифаня. Он поставил на стеклянный столик чашку кофе и присел в кресло напротив, расслабленный и умиротворённый.
— Я хотел кое-что спросить.
— И что же? — деланно заинтересованно подался вперёд мужчина.
О мялся, не зная, как правильно подойти к щекотливой теме. Ему не хотелось ходить вокруг да около, но и спросить в лоб было страшно.
— Эль не знает, что я здесь, — зачем-то уточнил Сехун, бросив на психолога короткий взгляд. — Вы оставите это в тайне?
— Можете не сомневаться! И всё же, что вас ко мне привело?
— Вы не могли бы рассказать, о чём вы говорите с Эллой? — выпалив вопрос, О вздохнул облегчённо, будто сбросил с плеч тяжёлую плиту.
— Простите, но ведь вы наверняка знаете такое понятие, как «врачебная этика»? Именно она, при всём моём уважении, не позволит мне ответить на ваш довольно бестактный вопрос, — беззлобно рассмеялся Ифань, теребя ремешок дорогих наручных часов. — То, о чём рассказывает мне Эль, остаётся только в этих стенах.
— Ну, а если бы я, допустим, был офицером полиции и пришёл к вам с обыском? — прищурился парень.
— О, тогда бы вы ничего не нашли. Я очень хорошо прячу дела своих клиентов, — улыбнулся Ву, хотя на короткое мгновение показалось, что в его глазах вспыхнуло беспокойство. — Сехун, у вас с Эллой какие-то проблемы в отношениях?
О замялся, пытаясь оценить, насколько много Эль рассказывала о нём Ифаню. Было неприятно, что его поступки и действия обсуждались втихаря, за спиной. Будто нельзя сказать в глаза, что тебя не устраивает. Нет, нужно раздувать из этого проблему, тащиться к психологу и просить совета, словно Сехун монстр какой-то, не способный прислушиваться к чужим словам.
— Выпейте кофе, расслабьтесь, — мягко привлёк его внимание Ифань. — И поверьте мне, если Эль захочет с вами чем-то поделиться, то обязательно обо всём расскажет. Со своей же стороны, могу сказать одно — её прошлое не безупречно, как и прошлое любого из нас. Все люди совершают ошибки, а затем, в течение жизни, исправляют их. И Элла не сделала ничего, за что её можно было бы ненавидеть. Вы очень дороги ей, Сехун. Так что научитесь доверять ей также, как она вам.
— Я хочу знать её прошлое. Меня это беспокоит, — глядя в пол, глухо произнёс парень.
— Задумайтесь, действительно ли вы хотите это знать? Иногда порой лучше оставаться в сладком неведенье. Правда не созидает. Она разрушает, разочаровывает, навсегда разбрасывая людей по разным сторонам. Лично я предпочёл бы ложь или мудрое молчание. Прошлое всегда остаётся прошлым, Сехун. Изменить его вряд ли получится, так что лучше просто забыть.
— Хватит! — не выдержав, О вскочил на ноги и злобно посмотрел на спокойного Ифаня. — Не надо мне мозги промывать! Я вам не Элла! Не хотите помочь? Отлично, обойдусь без вашего участия!
Ву что-то произнёс ему вслед, но Сехун уже не слышал. Резко распахнув дверь, он чуть не сбил с ног высокого лощёного мужчину в дорогом классическом костюме. Недоумённо приподняв брови, О смерил его презрительным взглядом и растерянно замер, когда незнакомец протянул ему широкую ладонь.
— Меня зовут Пак Чанёль, я друг Ву Ифаня! — тип улыбнулся, когда Сехун растерянно пожал его руку. — Вы уже закончили? Не хотел бы вам мешать!
— Закончили, — прошипел парень, обойдя нового знакомого по широкой дуге и направившись в сторону лифта.
***
Сехун вернулся домой поздним вечером. Едва волоча ноги, дошагал до лифта и прислонился к стене кабины, вслушиваясь в мерное гудение двигателя. Всё было решено и сомнению не подлежало. Хотя, впереди оставалось самое главное — рассказать Эль. И если она не поймёт и не примет, то всё будет напрасно.
Парень не с первого раза попал ключом в замочную скважину, но когда толкнул открывшуюся дверь, то квартира встретила его пугающей тишиной. Подумав, что Элла ушла, возможно навсегда, Сехун, не снимая обуви, бросился в гостиную и тут же застыл на пороге, облегчённо вздохнув. Дальше он ступал гораздо тише. Подойдя к дивану, опустился на пол, перед завёрнутой в плед спящей девушкой, и осторожно коснулся её щеки, вздрогнув, когда ощутил на кончиках пальцев влагу.
Почувствовав прикосновение, Эль медленно распахнула ресницы и зрачки её глаз изумлённо расширились. Глотнув ртом воздух, она с трудом выпуталась из одеяла и, повиснув на шее парня, обречённо разрыдалась.
— Родная, ты чего? — не на шутку испугался О, гладя спутанные тёмные волосы.
— Я думала ты ушёл! — выла брюнетка, уткнувшись носом в его плечо. — Я такая дура, что подняла трубку! Твой отец хочет, чтобы мы расстались, да?!
— Нет, мы поговорили и всё решили. Мы будем вместе Элла и расстанемся, только если ты этого сама захочешь!
Сехун пересел на диван и крепко прижал к себе содрогающееся в рыданиях тело. Теперь он не думал, что рассказать всю правду было такой уж отличной идеей. Возможно, Ифань прав и о прошлом нужно забывать?
— Я люблю тебя, Сехун! Правда, люблю! Я никого ещё так не любила, — шептала Элла, собрав в кулак ткань мужской рубашки. — Я чуть не умерла, пока тебя ждала! Почему ты не брал трубку?
— Прости, я не слышал, — опустил голову парень. — И перестань плакать, ты можешь навредить малышу.
Брюнетка отстранилась от Сехуна и напряжённо вцепилась в плед, так, что даже костяшки пальцев побелели. И пока О искал причину такой реакции, девушка вытащила из-под подушки знакомый пакет и протянула его парню.
— Я нашла это у тебя в столе. А ещё мне звонила мама и сказала, что ты был у неё дома в Австралии. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что всё это значит. Я обещаю выслушать тебя и постараться понять, только не молчи и не лги мне, пожалуйста. Мне кажется, я заслужила право знать правду. Прошу тебя, Сехун, — глухо говорила Элла, публично признаваясь в своей беспомощности.
За сутки, проведённые без Сехуна, девушка поняла, как много он для неё значит. Но в то же время осознавала, что строить отношения на лжи — преступно. И пока они оба хранят друг от друга секреты, то о какой семье можно говорить? Что могут дать ребёнку родители, которые являются по сути чужими друг другу?
Молчание затянулось, и Эль не была уверена, что парень вообще заговорит, как внезапно сухой безэмоциональный голос разрезал тишину, вынуждая прислушиваться и жадно ловить каждое слово.
— Для начала, хочу признаться в том, что я полицейский и познакомился с тобой для того, чтобы провести расследование. В участок, начальником которого является мой отец, пару месяцев назад пришла твоя сестра и написала заявление. Она рассказала некоторые нелицеприятные факты о тебе. Доказательств у неё не было, поэтому решено было устроить за тобой слежку. Узнав, что в этом замешана ты, я попросил отца, чтобы он отдал дело мне. Эль, я пришёл в твой дом не для того, чтобы найти улики против тебя. Я пришёл, чтобы доказать твою невиновность.
Брюнетка молчала, продолжая комкать в пальцах плед и смотреть в одну точку. Сехун боялся пошевелиться, словно любое движение могло до смерти напугать Эллу, а ему ведь хотелось, чтобы она дала ему возможность высказаться и непременно услышала его.