— Не только мысли, — охотно ответила она, — но ещё и настроение. Если я радуюсь, то радуется и лошадь, а вот если бы я злилась…
— То мы уклонялись бы от копыт, — подытожил магистр.
И это была чистая правда: настроение айринов передаётся животным. Сёстры в аббатстве давно уже знали, что, когда рядом кошки, Найви нельзя ни злить, ни пугать, — а не то потом неделю проходишь в царапинах.
— Только это ненадолго, — Найви глянула на лошадь. — Думаю, я усыпила её на пару часов, а вообще-то тут нужно какое-то снадобье….
— Ну так масло и пригодится, — старик кивнул на склянку в её руке. — Добавлю трав и сварю капли — любую гадость убьют. Быстро, безболезненно и эффективно.
Найви скорбно покосилась на склянку: ни кинжала, ни книги, ни карты Нургайла…
Но масло всё же отдала — для Бури не жалко.
— Ради ярмарки запаслась? — догадался магистр.
Она уныло кивнула.
— Одну бы тебя всё равно не пустили, — вручив Найви фонарь, он поднял склянку на уровень глаз и прикинул, насколько там хватит масла, — а уж после твоих отлучек не пустили бы и со мной… да я туда и не пойду — мне в Брелон надо. Порошки кончились, пора прикупить.
Найви сникла. В прошлом году она была на ярмарке с магистром, в позапрошлом — с сёстрами. Но в этом, похоже, о празднике придётся забыть.
— Хотя вот что… — старик вдруг сжалился. — Дам-ка я тебе записку: напишу, что в лес ты ушла по моей просьбе, за травами. Записку покажешь аббатисе. А масла мне хватит и половины — другую оставь себе.
Найви просияла.
— Зачем я тебя балую… — буркнул магистр.
— Потому что вы добрый!
— Добрый, как же… — старик пристукнул клюкой. — Вот дам по чугунку — будешь знать, какой я добрый! Всё, иди-ка ты спать… в гостиной моей переночуешь.
— А монастырь? — спросила Найви без особой настойчивости. — Там ведь будут волноваться…
— Как будто они не поймут, где ты… В который раз уже сбегаешь?
— В пятый, — бормотнула Найви. — За этот месяц…
И они пошли в дом. Над деревней всё плыл дымок — сизым мороком стелился над крышами. Но почему-то уже не казался чужим.
Спалось плохо; дом магистра был старым — стенал половицами, ныл несмазанными петлями, стонал щелями оконных рам. Диван под Найви скрипел, а одеяло из шерсти кололось, — но даже не это ей мешало уснуть.
Год… Всего год — и я стану послушницей.
Найви помнила, как сидела на зверокрыле — пусть и смутно, но помнила; как, пристёгнутая ремнями, «ловила ветер» — раскидывала руки и представляла, будто зверокрыл — она сама; как смеялся отец, когда они неслись вниз, а она совсем не боялась… Почти забыв его лицо, она помнила смех и знала, что так не засмеётся никогда.
«Лишь в полёте айрин бывает счастлив», — сказал как-то магистр аббатисе, не зная, что Найви стоит сзади. И взрослея, она понимала, насколько он был прав.
«Я не хочу… — думала Найви, засыпая. — Сёстры в аббатстве добрые, но я не хочу быть одной из них… Не хочу становиться послушницей, и монахиней быть не смогу… Пожалуйста, пусть что-нибудь случится — ну хоть что-то!»
И почему-то вдруг вспомнился повстречавшийся на тракте мальчишка.
Пусть что-нибудь случится…
Это желание было с ней и во сне. Но ведь правду говорят: бойтесь своих желаний — могут сбыться.
II
Рано утром, когда звёзды мелкой крупой гасли в небе, Найви вернулась в аббатство.
Внутренний двор устилал туман. Вокруг было десять арок, смутно темневших в зыбком сумраке. С постамента в центре глядела Пророчица — разумеется, в небеса. И никого не смущало, что она была слепой.
«Гарх-властитель явил Пророчице истину, — объясняла мать-настоятельница значение статуи. — Во сне на неё снизошло озарение, вот она и благодарит Гарха».
Найви на это всегда отвечала вопросом: если Пророчицу «озарило» во сне, то зачем ей благодарить Гарха? Откуда ей знать, что сон послал он — может, это был просто сон?
«Ничего ты не понимаешь», — говорила аббатиса, и разговор на том заканчивался. Однако Найви полагала, что понимает она многое… И что именно отсюда весь её скепсис.
Жизнь в аббатстве не подвигла её проникнуться чужой верой: ведь свои первые шесть лет она жила на Ун-Дае, где богам не поклонялись — разве что силам природы. Но в Нургайле считали, что воздух с водой создал Властитель (он же Гарх), а континенты с островами — часть его плоти, ставшая земной твердью. Три тысячи лет назад родилась слепая нищенка, позже названная Пророчицей. Жила она на Крайнем Западе, где нурги — первые люди, если верить летописям королевства — подвергались лишениям: неурожаям, голоду, болезням… Но однажды Пророчице приснился сон, в котором Властитель показал ей весь континент. Пророчица увидела, что в мире есть много мест, где живётся лучше, и повела людей на восток, через Проклятые земли; каждый день пути вносился в Книгу Свершений, ставшую главной книгой гархианства.