— Я ещё не привыкла к островам — кажется, что меня и саму сдует…
В этот раз смех был без издёвки. Найви удивлённо осознала, что умудрилась расположить к себе многих.
Второе блюдо (каких-то странных креветок) она не ела, боясь показаться неуклюжей. Велись разговоры, некоторые айрины ушли гулять по берегу. Ближе к дворцу резвились дети.
Айвэн вдруг отодвинул стул:
— Пойдём к озеру?
— А твоя нога?..
— Ничего с ней не будет — мы же тут со скуки помрём!
Найви покосилась на Ёлну:
— Вообще-то скучать нам вряд ли дадут…
Но Айвэн уже поднялся, и она тоже встала. Они двинулись к воде, где плясали отражения скирвов. От кувшинок шёл душистый запах, голоса созерцателей стихали сзади, и Найви хотелось, чтобы они смолкли совсем… Чтобы Джонг опустел, оставив их с Айвэном вдвоём.
Шагов через двадцать Айвэн на что-то кивнул:
— Смотри, лодка…
Найви поняла, что он хочет того же: сбежать от голосов и взглядов. Но всё же попыталась остановить его:
— Нет, постой — она ведь чужая!
— А мы и не крадём её — переплывём на тот берег, а как вернёмся, привяжем здесь же.
— Да нас самих привяжут — и грести тебе нельзя… Айвэн!..
Но он уже возился с канатом. Бросив в лодку костыли, Айвэн перелез туда сам и вытянул правую ногу. Видя, что ему всё-таки больно, Найви разозлилась:
— Я не поплыву!
— Тогда утоплюсь с горя, — Айвэн взялся за вёсла. — Доплыву до середины и… — его лицо стало скорбным и при этом забавным. — Глубина там наверняка приличная!
Найви невольно прыснула.
Таким несерьёзным она видела его лишь раз — тем вечером, когда они играли в «принцессу и стража». И эта дурашливость заразила её: Найви села в лодку, и они поплыли. Мелькали скирвы, вёсла разгоняли кувшинки… Мысли таяли, как сны в предутренней мгле.
Когда лодка ткнулась в берег, смех с голосами почти стихли. Найви первой оказалась на траве, с тоской подумав о платье, — но и это быстро вылетело из головы. В те минуты оттуда вылетело почти всё.
— Давай помогу… — она помогла Айвэну выбраться. Ей чудилось, что он слышит стук её сердца. Поднялся ветер, но им обоим было жарко; под пальцами она чувствовала тепло его предплечья.
— Берегись!.. — Айвэн вдруг бросил костыль и дёрнул её за руку, а с Найви слетела диадема — точнее, её сорвали. Задрав голову, она увидела хвост, мелькнувший в ветвях.
Найви выдохнула — так и заикой можно стать…
— Это звигл, — засмеялась она. — Они крадут всё, что блестит… С мамы как-то сорвали брошь.
В зашуршавшей листве сверкнули глаза — с хищной игривостью, как у кошки; на кошку звигл и походил, только хвост был длиннее.
«Называется, сбежали от всех…» — подумала Найви.
Звигл зашипел и полез выше, а затем пополз по ветке, бесцеремонно срывая листья.
Айвэн запрокинул голову и потребовал:
— Эй, верни диадему!
— Лучше не злить его, — предупредила Найви. — Знаешь, какие у них когти?
— Ещё острее, чем у Ёлны? — испугался Айвэн.
И тут диадема, как ни странно, упала: наверное, звигл утратил к ней интерес. Айвэн поймал её свободной рукой и хотел водрузить Найви на голову, но вдруг замер:
— У тебя листья в волосах…
Он извлёк листок из её волос. Лицо Айвэна было рядом, скирвы отражались в его зрачках. Тишь объяла их с Найви, как корзинка одуванчика, уснувшего на ночь.
Айвэн подался вперёд, и Найви тоже, и тепло их губ слилось в жар.
Вкус клубники — мягкий и кисло-сладкий… Волосок, под ветром щекочущий кожу… Не верилось, что это происходит, но казалось, всё так и должно быть.
Они выпали из реальности — унеслись туда, куда не взлетит ни один зверокрыл.
Горизонт замерцал зелёным: начался Тарэн-кай. Но даже это они заметили не сразу… После поцелуев они обнялись, а звигл над ними удивлённо озирался — будто не веря, что о нём забыли.
Потом они повернули головы и глядели в изумрудную даль, разлившуюся там, где кончался остров и начиналось небо.
— По-моему, ничего особенного… — заключил Айвэн.
— Точно, — согласилась Найви. — В сравнении с тем, что было только что — сущий пустяк…
Они засмеялись. Айвэн всё-таки надел на неё диадему и сказал:
— У тебя красивые волосы — никогда больше не закрывай их платком.
Они пошли через лес, не зная, куда, — да и какое это имело значение? Но вскоре просто легли на траву и говорили: о важном и о пустяках, обо всём, что шло в голову… Они будто листали друг друга, как книгу, страница за страницей, и не могли оторваться.