Тот едва не застонал:
— Да не хочу я никого обижать! Я ж для чего говорю это, — он понизил голос, и Найви вновь уловила его взгляд. — Не снимай платок… нигде и ни при каких обстоятельствах. А лучше попроси старика Фрэйна — пусть волосы твои перекрасит: он это умеет.
Ответ Найви прозвучал не теплее, чем волчий рык:
— Мои волосы нравятся мне такими, какие они есть.
— Ты не понимаешь, дурочка, — раздосадовался Джаспер. — Пусть всё, о чём я сказал, только слухи, но ты-то от них можешь пострадать!
— Не от чего она не пострадает, — резко бросила Эмили. — Мы все к Найви хорошо относимся, — тут она осеклась, видимо, вспомнив про Зару. — А где что болтают, нас не волнует. Найви живёт с нами, мы одна семья, и ни в какой Минардис с Ливенхэллом она не собирается!
Они вышли из трактира, не доев суп. Обиженный Джаспер остался.
— Это ж надо — чёрные зверокрылы!.. — Эмили негодующе обернулась на дверь.
Час или два прошли в суматохе. Приходилось метаться от прилавка к прилавку, выбирать, прицениваться, торговаться… Склянка с маслом древоцвета была у Найви в кармане, и она не могла улучить момент, чтобы его на что-нибудь обменять.
Какой-то бард запел «Сумрак опустился на долину», и песню подхватил нестройный хор голосов. Циркач на ходулях жонглировал яблоками, темнокожая сумбийка (уроженка диких земель, что раскинулись за Эль-Акзаром) танцевала с удавом на шее. Прилесье бойко праздновало Долгий день.
И вдруг всё стало затихать.
Крики торговцев, гул толпы, звонкий смех — все звуки враз ослабели; им на смену пришёл шёпот, словно где-то совсем рядом стряслась беда. Воздух налился почти осязаемым страхом.
Найви нервно озиралась: что происходит?.. Будто стылой пеленой сковали праздник, и тот гас в незримых сетях… Так нежданная буря возвещает о себе тонким свистом сырого ветра.
А потом Найви увидела их.
Они шли сквозь толпу, редеющую на глазах. Найви заметила их шляпы и охнула. Под широкими шляпами были маски.
— Властитель милостивый… — прошептала Алисия.
У Найви при виде масок сдавило горло.
Она слышала о Чумных докторах (магистр Фрэйн даже показывал ей картинки) — врачах, лечивших больных чумой: те носили балахоны и маски с жуткими клювами. Круглые стёкла защищали глаза, а всё вместе это наводило ужас. И ужас стал оружием: уже лет двадцать «птичьи» маски носили отнюдь не врачи.
— Ловчие!.. — прошептали в толпе. — Агенты Канцелярии!..
И опять Найви вспомнились рассказы магистра.
Высшая Канцелярия Акробона — столицы королевства — ловила опасных преступников. Учредил её нынешний король, Мальвадар Третий. Агентов Канцелярии не знали в лицо, ведь все аресты те проводили в масках; даже друзья не догадывались об их роде занятий.
«Зоркие, как сокол, — так о них говорили. — Найдут любого в любой норе».
А сокол — птица ловчая, приручаемая для охоты… Вот и агентов прозвали ловчими. Маскам с клювами это прозвище подошло идеально.
Найви не верила глазам — за кем же они пришли?..
Между тем ловчие остановились. Жонглёр, не успевший отойти, был отброшен на прилавок. Хрустнул ящик, посыпались фрукты.
Пнув яблоко, один из ловчих вышел вперёд:
— Полагаю, мы привлекли ваше внимание, — глухо донеслось из-под маски.
Стало тихо — лишь жонглёр слабо стонал. Эмили подбежала к нему и стала отстёгивать ходули. Побледневшая Алисия застыла столбом.
Двое ловчих встали по бокам от первого; Найви мысленно нарекла их Клюв-1, Клюв-2 и Клюв-3.
— Мы ищем преступника, — сказал Клюв-2. — Нам известно, что он находится на Отлогих холмах.
Клюв-1 развернул портрет… и из Найви вышибло дух: там был мальчишка, встреченный ею позавчера!
Заговорил Клюв-3… а точнее, заговорила, потому что из-под маски прозвучал женский голос:
— Возможно, кто-то из вас его видел. Если так, об этом следует немедленно сообщить.
— За содействие Канцелярии вас щедро вознаградят, — добавил Клюв-1. — Дом в Акробоне с пожизненным жалованьем в сто золотых!
В толпе зашептались, а Найви, несмотря на испытанную к жуткой троице неприязнь, вдруг осознала, что это её шанс.
Пожизненное жалованье… дом в столице… и ни скучных молитв, ни глупой Зары!..
Она ведь этого хотела — чтобы что-то случилось. Через год ей в послушницы, и можно считать, что жизнь кончена. Стены аббатства сомкнутся капканом, из которого не вырваться — разве что на такую вот ярмарку… Какой-нибудь Джаспер будет с ней флиртовать, но она всю жизнь проведёт в келье, а в роще под окнами станут играть дети толстушки, на которой тот Джаспер женится.