Словно обезумев, рыже-чалые неслись в бездну. Скользя по склону, опомнились — взрыхлили почву, стремясь остановиться. Но было поздно: скрипел гуж, трещали оглобли, колёса фургона — сначала задние — оторвались от земли, и кренясь, будто акробат на брусе, фургон перевернулся, увлекая в пропасть лошадей. Оглушённая своим воплем, Найви вылетела из повозки навстречу стылой, распахнувшей объятья пустоте.
Старики утверждают, что память прячет от нас дурное: в клетке снов запрёт боль, за вуалью забвения скроет страх. Но всё, что было в ту ночь, Найви помнила.
Она помнила, как ветер резанул щёки, как в уши ударил шум реки, что неслась внизу, на дне бездны. Помнила, как прервался её полёт — но не ударом: что-то тёмное, разлапистое возникло на пути, и Найви сомкнула веки, застревая в ветвях… Помнила грохот разбивавшегося о камни фургона. Помнила крики и дикое, полное боли ржание, которое после прозвучит в её снах.
Потом всё стихло.
Найви лежала на торчащей из склона сосне — раскидистой, как рог оленя. Под ней был обрыв, внизу (так далеко, что лучше и не смотреть) шумела река. Течение уносило обломки повозки, на мокрых камнях темнело что-то, напоминающее человека… Оно лежало неподвижно, и Найви поспешила отвести взгляд.
Рядом кто-то кряхтел. Повернув голову, она увидела, как мальчишка лезет вверх, цепляясь за редкие клочья травы. А всю троицу ловчих искать следовало внизу.
Она развернулась и тоже поползла.
На пути Найви были чахлые кустики; хватаясь за них, она вскарабкалась первой. Чтобы помочь недавнему пленнику, протянула ладонь, но тот отпихнул её и сам выбрался на тракт.
А затем вскочил и, взяв Найви за горло, прижал её к уходящему ввысь склону.
— Ты!.. Из-за тебя меня нашли!
— Пусти!.. — она колотила его руку, но та была словно железной.
Хвала Гарху, он разжал пальцы. Найви упала — от всего пережитого её ноги подкашивались.
Мальчишка зло на неё зыркнул.
Он одним своим видом вызывал дрожь: худой, избитый, с горящими глазами. Оживший кошмар в тусклом свете луны. Хотя Найви подозревала, что и сама выглядит не лучше.
Встав у обрыва, он с минуту глядел вниз.
— Наверное, они погибли… — с ужасом прошептала Найви.
— Какая жалость, — он наконец-то развернулся. — Твои друзья пойдут на корм стервятникам!
— Они мне не друзья! Я думала, ты преступник, вот и привела их в Аклан.
Она поняла, что оправдывается — не перед ним, а перед собой.
— Так может, я и правда преступник? — мальчишка вдруг шагнул к ней. — А от преступника можно ждать чего угодно… Могу и убить.
Найви взяла камень:
— Ну попробуй.
Несколько секунд они глядели друг на друга. Потом он развернулся и пошёл прочь:
— Да нужна ты мне…
Найви выдохнула. Было прохладно, но она вспотела.
Поднявшись, она поплелась за ним (куда?.. зачем?.. Она и сама не знала). Он обернулся:
— Не ходи за мной!
— А я и не за тобой, — соврала Найви. — Я просто… иду.
Потрясение переполняло каждый её нерв. Она видела убийцу родителей! Маму с папой убила агент Канцелярии!..
Нужно срочно вернуться в Прилесье и рассказать обо всём сёстрам!
Мальчишка остановился:
— Я сказал, не ходи за мной!
— И не собираюсь, — Найви уже знала, что делать. — Я вернусь в монастырь, а ты топай, куда хочешь!
Он в ответ расхохотался. Найви прищурилась:
— Что смешного?
— В монастырь она вернётся… Да ты самая тупоголовая из всех, кого я видел!
Найви пожалела, что выбросила камень — метнуть бы им в наглеца!.. А тот едко заключил:
— Ты просто дура, оставшаяся без награды и дома!
— А ну повтори! — вскинулась Найви… и осеклась. — Что значит «без дома»?
— Да то и значит. Ловчие погибли, а ты нет — думаешь, тебе это с рук спустят? Никто не станет разбираться, что здесь случилось: тебя вздёрнут, как только найдут, — он вдруг перешёл на издевательский бас: — Но сначала будут допрашивать. Я слышал, в Канцелярии есть подземелье, чтобы развязывать языки… Или чтобы их отрезать!
— Замолчи!.. — вскрикнула Найви.
И тут же на себя разозлилась — нечего доставлять ему радость. А он хлёстко подытожил:
— Нет у тебя теперь дома — считай это своей наградой!
— Я не из-за награды… — пролепетала Найви. Она близка была к тому, чтобы разреветься. — Я не хотела в монастыре… всю жизнь…
Накатила беспомощность: сесть бы на дорогу да тут и остаться…
Он прав: кто поверит ей — девчонке, да ещё и айрину? Магистр Фрэйн поверит, и аббатиса тоже, но перед Канцелярией они бессильны. Зато о способностях айринов там наслышаны — решат, что лошадей она напугала нарочно, и станут допытываться, зачем. А допытываться они умеют… Достаточно вспомнить, как мальчишку волокли из трактира.