И было в той песне столько любви, что даже стрелки за соснами потрясённо застыли.
Найви шевельнулась, стрела выскользнула из её груди, и, если бы одежду на ней порвали, было бы видно, как затягивалась рана. Когда глаза её открылись, Джамэй с Эрайной умолкли — и тут же упали.
— Мертвы… оба, — один из арбалетчиков проверил их пульс.
Поднявшись, Найви растерянно осматривалась. Вокруг лежали тела, на ней самой была кровь. Всё это она ещё увидит в кошмарах.
Рыжеволосая склонилась к ней, и Найви почудилось, что она тонет в её изумрудных глазах.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросила женщина.
Что-то шепча, она коснулась лба девочки, и та рухнула на окроплённый кровью вереск.
— Проспишь пару дней, — сказала колдунья. — Либо тебя найдут волки, либо фермеры… Но я ставлю на волков.
Развернувшись, она с подручными ушла в чащу.
II
Пурпурное небо лениво чернело над недвижным и впавшим в безмолвие лесом.
Вечер отемнил деревья, разлив сумрак меж ветвями; сосны будто цепенели, пугаясь ночи. Лишь на тракте дробно цокали подковы да звучал тихий разговор.
Он вёлся в телеге, где везли капусту:
— И вот она говорит мне: «Достроишь дом, тогда я за тебя выйду». А я ей: «Так зачем мне дом достраивать, если я не знаю, выйдешь ты за меня или нет? Мне одному большого дома не надо — хватит и такого, какой есть!»
— Дилемма, однако… — озабоченно сказали в ответ. — Ну а она что?
— Да ничего — упёрлась, и всё тут!..
— Так может, она за тебя и не хочет?
— Тогда что ж ей, поиграться вздумалось? Сама-то тридцатую весну разменяла — скоро в Прилесье никто и не посватается.
— Дилемма, однако… — повторили со вздохом.
Фермеры, что вели эту беседу, были похожи как братья: небритые, потные и пузатые. Но в родстве — даже в дальнем — они не состояли. Того, кто хотел жениться, звали Дюком, а второго — Фредом.
— А вы что скажете, магистр Фрэйн? — крикнул Дюк.
— Скажу, чтобы ты не орал, — негромко, но властно откликнулись с козел. — И вообще, помолчите оба. Тпрр…
Магистр остановил лошадь.
Он был старше пассажиров почти вдвое; его волосы седели, спина слегка горбилась. Но зато одевался старик так опрятно, что в обществе фермеров выглядел принцем. А для них он и был им — ведь в кармане его куртки лежал медальон: герб алхимиков Нургайла. Гексаграмма с символами элементов и планет.
Магистр Фрэйн был единственным в этих краях, кто имел такой герб. В глазах местных крестьян он был чуть ли не богом, по ошибке спустившемся в их глухомань. Его знания ввергали фермеров в трепет; да что там знания — само слово «алхимия» здесь произносилось шёпотом!
— Кажись, он чего-то заметил… — прошептал Фред.
— Ну так ясное дело — он ведь магистр, — Дюк завертел головой. — А чего он заметил-то?
— Следы, — сказал магистр.
Его взгляд был устремлён на дорогу, где отпечатались подошвы сапог. Даже в меркнущем свете старик разглядел их.
— Здесь был отряд, — сказал он, спешившись, — и не маленький… Странно…
Магистр сел на корточки. Следы отчётливо виднелись в дорожной пыли. Они не были свежими, а поверх многих шла колея, означавшая, что тут уже успели проехать, но всё равно было ясно, что потоптались здесь основательно… Не пять человек и даже не десять.
— Пешком пришли, — магистр взглянул на кусты; те примялись по обе стороны тракта. — Со стороны деревни… видимо, оставили там лошадей, а потом уже продирались сквозь лес. Но кто и зачем мог потащиться в эту глушь?.. — с натугой поднявшись, магистр двинулся к соснам, оглядел подлесок и заключил: — Направились дальше, на юг.
— Может, разбойники?.. — проронил Фред.
Как и Дюк, он успел спрыгнуть с телеги. Оба фермера топтались позади старика, ловя каждое его слово.
— В сапогах с набойками за десять серебряных? — хмыкнул тот. — Богатые разбойники…
Фред уважительно кивнул. Он перед магистром благоговел и до сих пор не мог поверить, что тот вызвался поехать в Брелон вместе с ним и Дюком: старику там понадобился какой-то эзрат (вообще-то экстракт, но Фред в эти тонкости не вникал), вот он и попросил фермеров его взять: одному-то ехать скучно. И сам взялся за вожжи, пожелав управлять лошадью; магистр явно привык быть при деле.
Однажды Фред его спросил, почему такой уважаемый человек поселился в Прилесье, променяв город на захолустье, на что алхимик ответил: «Во-первых, я люблю природу, а во-вторых, я тут на вольных хлебах».