Найви сначала испугалась (откуда он взялся?), а потом удивилась: он либо не распознал в ней айрина, либо ему всё равно, айрин она или нет… Но разве такое бывает?
И вообще — что он забыл на пустом тракте?..
— Я уже видел айринов, — мальчишка словно мысли читал. — Одного… Его Дженгом звали.
«Чушь, — подумала Найви — Будь поблизости айрины, меня забрали бы домой».
Она нахмурилась:
— А я видела русалку. Там дальше озеро есть — можешь нырнуть и проверить.
— Русалок не бывает, — без тени иронии сказал мальчишка. — Ты не думай, я не обманываю.
— Да неужели? И где же этот твой айрин?
— Умер.
Найви не нашлась, что сказать. Хотя чего тут говорить — ведь ясно, что паршивец врёт!
Только вот странный он — и как будто не отсюда… в Прилесье она его не встречала…
— Эти двое, — мальчишка глянул вслед фермерам, — наслушались сказок про вашу магию: якобы вы ведьмы и детей крадёте. Не бери в голову.
— А ты сам-то не боишься? — Найви возмутил его менторский тон. — Вдруг я и правда ведьма? Возьму и заколдую тебя!
По его смуглому лицу будто тень прошла:
— Меня уже заколдовали — второй раз не выйдет.
Найви почему-то вздрогнула.
Она присмотрелась к его одежде: рубашка из сорочечного льна (грязная, с дырявой манжетой), мятый жилет (но явно не с чужого плеча), ботинки с латунными бляхами. Через руку перекинут плащ, и фибула, что блестит на нём, точно не из дешёвых.
Интересно, сколько ему?.. По виду её ровесник, а глядит так, будто на войне побывал.
И правда, странный…
Его внезапный вопрос лишь подтвердил это:
— Где тут ближайший город?
— В смысле?.. — растерялась Найви. — Ты что, не знаешь, где находишься?
Мальчишка молчал.
По глазам его было ясно, что он не шутит. Может, заблудился? Ехал с торговцами, а те его бросили. Мало ли какой повод мог для ссоры найтись?
— Рядом деревня, — сказала Найви, — только там чужаков не любят. А ближайший город — Аклан. День пешком, если через лес на север пойдёшь… Север там, — она указала рукой.
— Без тебя знаю… — буркнул мальчишка.
— Не стоит благодарности, — обиделась Найви. — А ещё тут женский монастырь есть: я как раз там живу. Если негде ночевать, аббатиса тебя впустит.
— Обойдусь… Кстати, у тебя листья в волосах.
— Что?.. — Найви вскинула руку. Пальцы и впрямь нащупали листья.
Глазастый, чёрт бы его побрал!..
— Спаси… бо, — сказала Найви; пока она глазела на листок, вынутый из волос, мальчишка скрылся в лесу. Лишь качались кусты, будто извиняясь за прерванный разговор.
— Ну и ладно… — бормотнула Найви.
В конце концов, какое ей до него дело? Со своими бы проблемами разобраться!..
Но до самого Прилесья из головы её не шла эта встреча.
Сгустились тёплые, по-летнему мягкие сумерки. Когда стемнело, запахло дымом: он взлетал из печных труб и плыл над трактом, маня теплом очагов.
Найви свернула — незачем вдыхать запахи чужого тепла.
Шла она не в монастырь, ведь перед возвращением нужно было переодеться. Не приведи Гарх встретиться сёстрам в таком виде!
Тропа вела к дому на отшибе; стоял он на холме, будто чурался других домов. Внизу светились огни Прилесья — золотые в тёмном мареве ночи. Но в доме, куда шла Найви, огни не горели: не звучали голоса, не лаяли псы — лишь листья шуршали, да настырно трещал козодой.
Здесь — в неказистом домике с сосновой дранкой — она была частым гостем, а хозяин его стал для Найви наставником… и немножко подельником по части отлучек из аббатства, поскольку знал про устроенный за сараем тайник.
Она перемахнула через плетёную изгородь. Плодовые деревья темнели при луне, приставная лестница ждала хозяина — когда явится за черешней?.. Опять забыл убрать, подумала Найви, глянув на лестницу, а потом вздохнула, взяла её и потащила в сарай.
Трава мягко шуршала под ногами. Сарай, служивший ещё и конюшней, стоял за домом; чтобы не скрипеть дверью, Найви оставила лестницу у стены. Обойдя сарай, она встала на четвереньки и зашарила в лопухах. Нащупав ящик, подняла крышку и вынула одежду: грубое платье и платок.
«После пострига даже это покажется удобным…» — подумалось ей.
Монахиней она пока не была — в них постригали с восемнадцати. Одна мысль об этом приводила Найви в ужас. На её частые побеги мать-настоятельница закрывала глаза (давно поняла, что бороться с этим бесполезно), но для других-то всё иначе: в пятнадцать (уже через год!) она простится с вольной жизнью, став послушницей… Облачится во власяницу, наденет подрясник, скроет волосы платком. А пройдёт время, и его заменит клобук монахини. Найви выдадут рясу, которую должно носить в любую погоду, и заявят, что она готова к подвижническим деяниям… Найви-то к ним не готова, но кого это волнует?