В фермерском доме было темно и пусто. Миссис Мосс уже ушла в свой коттедж. Гейбриел запер входную дверь, и София последовала за ним в слабо освещенную теплую кухню, где под котелком с куриным рагу в очаге все еще теплился огонек.
– Присаживайся, пожалуйста. Устраивайся поудобнее, – сказал он, жестом указывая на стол. – А я обслужу.
Взяв полотенце, он обернул им руку, чтобы не обжечься, и, приподняв горячую крышку, заглянул в котелок.
– Выглядит хорошо, – сказал он, улыбнувшись ей через плечо. – А пахнет еще лучше. Есть хочешь?
– Умираю с голоду, – с улыбкой призналась она.
– Я тоже. – Сняв крышку, он потянулся за разливательной ложкой, которая висела на крючке, вколоченном в толстую деревянную каминную доску.
Она с удивлением наблюдала, как он помешивает рагу.
– Судя по всему, ты человек работящий. – Когда он скромно пожал плечами, она приподняла брови. – Может, ты и еду готовить умеешь?
– Только самую простую. Армейская жизнь учит человека быть самодостаточным.
Вспомнив, с какими мучениями она выполняла сегодня обычную домашнюю работу, София потупила взор и поморщилась.
– Давай-ка я помогу хотя бы накрыть на стол.
– Это вовсе не обязательно.
– Нет уж позволь, прошу тебя.
– Ну что ж, это будет справедливо, – кивнул он. – Спасибо.
– Ужинать будем в столовой?
– Обычно я ем здесь, – сказал он, взглянув на старый кухонный стол.
– Ладно, – согласилась София.
Пока он возился с едой, она прошлась по кухне, отыскала нужную посуду, ножи и вилки и тщательно накрыла стол. Она представила себе, как Гейбриел каждый вечер ужинает здесь в полном одиночестве, и ей захотелось прикоснуться к нему – просто для того, чтобы он почувствовал, что не один. Дело в том, что чаще всего она тоже ела одна, несмотря на присутствие целой армии безмолвных слуг с каменными лицами в ее великолепном банкетном зале.
Может быть, в эту темную ночь им обоим отчаянно требовалось простое человеческое общение.
– Теперь, кажется, все готово, – сказал Гейбриел и, как положено джентльмену, отодвинул для нее стул, – Гм-м, кажется, чего-то не хватает, – пробормотал он и, подойдя к застекленному шкафчику, достал с верхней полки бутылку вина.
Налив вино в бокалы, он наконец уселся напротив, взял свой бокал и приветственно поднял, словно произнося тост в ее честь.
Она улыбнулась и чуточку покраснела. Ей почему-то казалось, что в этом безмолвном тосте закаленного в боях солдата больше искренности, чем в цветистом красноречии сотни льстивых придворных.
Она подняла свой бокал, легонько прикоснулась им к его бокалу и прошептала:
– Благодарю.
– Это тебе спасибо, – сказал он в ответ.
– За что? За то, что накрыла стол?
– За то, что даешь одному болвану еще один шанс.
Она фыркнула, услышав столь самоуничижительную оценку.
– Твое здоровье.
Он усмехнулся, отхлебнул глоток белого вина и начал есть.
София с бокалом в руке ждала, пока он попробует рагу первым. С тех пор как отравили отца, ее мать, королева Теодора, приказала ей и всем ее братьям заставлять специальных королевских дегустаторов пробовать каждое блюдо, которое подают им на стол. И теперь София, даже не думая об этом, ждала, наблюдая за ним.
– Что же ты не ешь? – спросил Гейбриел, заметив, что она медлит. – Мне показалось, будто ты говорила, что голодна.
Она удивленно поморгала глазами, только сейчас заметив, что по привычке ждет, когда он отведает блюда. Она чуть не расхохоталась над собой, но вовремя остановилась, одарила его теплой улыбкой и принялась за еду. В конце концов кому придет в голову травить бедную цыганочку?
– Очень вкусно, – заметил Гейбриел, с аппетитом поглощая рагу.
София смотрела на него, радуясь тому, что ему нравится пища, которую она помогала готовить. Она еще никогда ни для кого не готовила еду. Наблюдая за ним, она вдруг подумала, что роль наследной принцессы в большей степени, чем она сознавала, изолирует ее от простых радостей жизни.
Сочувствие к нему отбило у нее охоту задавать вопросы о его военной карьере, на которые ей хотелось получить ответы с тех пор, как она заглянула в его дорожный сундук. Он сам сказал ей, что, если она вернется, он позволит ей спрашивать все, что захочет, но сейчас ей было хорошо просто ужинать с ним в дружеском молчании.
Она даже не заметила, что то и дело посматривает на него, пока он сам не сказал ей об этом.
– София, – медленно произнес он, – тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком худая?
– Вовсе нет.
Он бросил ей булочку, и она, поймав ее, рассмеялась. Потом намазала булочку маслом и спросила:
– Так чем вы занимались сегодня, майор? В доме я вас почти не видела.
– Я безрезультатно объехал всю округу в поисках хозяина этого гнедого мерина.
– Повезло?
– Нет, – безразличным тоном ответил он. – Самое интересное заключается в том, что ни один из фермеров в округе никогда прежде не видел это животное. Конь породистый, в отличном состоянии. К тому же хорошо выезжен. Как он здесь оказался, остается загадкой.
– Должно быть, он откуда-то убежал, – предположила она.
– Наверное. Большая оплошность со стороны его владельца. В любом случае я сказал всем, где его следует искать, если вдруг появится его законный владелец. Не хочу, чтобы меня обвиняли в конокрадстве. Ведь оно карается казнью через повешение. Тебе об этом известно, София, не так ли? – тихо добавил он.
– Ты думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?! – воскликнула она. – Если ты снова меня обвиняешь...
– Боже упаси! Но согласись, что кажется странным совпадением тот факт, что вы оба появились здесь примерно в одно и то же время.
– Мне показалось, что мы уже закрыли эту тему.
– Я просто подумал, что, может быть, жених или твой брат последовали за тобой в эти места и по дороге, скажем, «освободили» это животное.
Она покачала головой.
– У меня нет женихов и братьев.
Он посмотрел на нее синими как море глазами.
– Ладно. Молчу, – согласился он, потом добавил, осторожно улыбнувшись: – Но мне все-таки трудно поверить, что у тебя нет жениха.
– Ну что ж поделать, дорогой мой майор, – сказала она со вздохом и снова взялась за ложку. – Некоторых женщин просто невозможно приручить.
Он наклонился к ней и тихо сказал:
– Именно таких я и предпочитаю.
Хотя Гейбриел и не верил половине того, что она говорила, что-то в Софии буквально завораживало его. Она была гораздо увереннее в себе, чем женщины, которых он знал. Эта ее черта казалась ему удивительно притягательной.
Ее пыл согревал его душу, а жизненная сила выманивала его из затворничества в мир человеческого общения. Он все острее ощущал контраст между сегодняшним вечером, когда он слышал возгласы и смех Софии, смотрел на ее выразительное лицо при свете свечи, и прошлой холодной темной ночью, когда на развалинах церкви в полном одиночестве сражался с собственными демонами, одолевавшими его.
Простая человеческая связь, установившаяся с ней, когда они вместе ужинали, казалась ему невероятной. И, купаясь в этой роскоши общения, он ощущал себя в ее компании королем.
Их разговор был удивительно непринужденным, и он чувствовал, как она растормошила его, однако сегодня он не только хотел есть, но испытывал и иного рода голод.
Он усилием воли запретил себе думать о том, что было бы неплохо смести в сторону все тарелки и заняться с ней любовью прямо на кухонном столе. Все в нем страстно хотело этого, но он отказывался подчиниться этому инстинкту.
Однажды она уже простила его и поверила ему. Он не собирался снова совершать ту же ошибку, тем более что дал ей слово не прикасаться к ней. Однако ему казалось удивительным, что она, учитывая ее профессию, кажется такой невинной.
Невинной, но сильной. Едва ли она знала многих мужчин, прежде чем появилась здесь, думал он, отхлебывая еще глоток вина. И вдруг ему в голову пришла ошеломляющая мысль. Не может быть, чтобы Дерек пригласил для него девственницу!