Вот если б у Маргит появились дети, Илона с удовольствием слушала бы все новости про них! Будь у Илоны хоть один племянник или племянница, тогда сразу появился бы повод приезжать в столицу, и не потребовалось бы никакого тёткиного приглашения, чтобы выманить затворницу из глуши, но, увы, старшая сестра оказалась так же бездетна, как младшая.
"На всё воля Божья, - мысленно повторяла себе Илона и очень старалась не роптать, а лишь спрашивала. - Господь, чем я согрешила? За что мне от Тебя наказание?"
Как же грустно было смотреть на женщин, окружённых детьми! Все эти дети, даже самые непослушные и капризные, казались Илоне сокровищем. "Почему у меня нет таких?" - спрашивала она себя и даже в церкви, глядя на искусно раскрашенную деревянную статую, изображавшую Деву Марию с маленьким Иисусом на руках, не могла не задумываться о том, что чувствует женщина, держа на руках собственного ребёнка.
Деревянный младенец в полумраке храма казался похожим на настоящего. Такой розовый и румяный, с задумчивым выражением на щекастом личике! Как же чудесно выглядели эти маленькие пальчики на руках и ногах! Как мило смотрелся круглый животик!
Конечно, это был не настоящий ребёнок, но маленьких детей неспроста называли куколками. "И я хочу себе куколку, - думала Илона, глядя на младенца Девы Марии. - Матерь Божья, ты, как никто, понимаешь меня. Почему же ты не упросила Господа, чтобы Он послал мне дар?"
Даже после того, как Вацлав умер, эти мысли не ушли. Молодая вдова не переставала мечтать о детях. Новый муж ей был не нужен, но дети... как грустно казалось жить без них! "Пусть даже будут приёмные, - думала она, - но лучше - свои. Почему у меня их нет?"
Разумеется, Илона понимала, что дети не появятся сами по себе, то есть новое замужество и появление детей взаимосвязаны, но замуж не хотелось. Да, детей хотелось, но замуж - нет, а поскольку внебрачная связь была для Илоны просто немыслима, упорное избегание повторного брака казалось глупостью.
"Хочешь детей - выходи замуж", - говорил разум, однако Илона не могла себя заставить, помня о Вацлаве. Ей хотелось всего, но в то же время ничего не хотелось, и это странное состояние, когда ни на что не хочешь решиться, сохранялось уже пять лет.
II
Илона никогда не испытывала чувство родства по отношению к своей тёте. Умом племянница понимала, что родство есть, но лишь умом. Возможно, чувство не приходило оттого, что Эржебет Силадьи казалась слишком могущественной и недосягаемой. Неудивительно! Ведь её сын Матьяш носил венгерскую корону, то есть Эржебет называлась матерью правящего монарха, причём неженатого, поэтому безраздельно повелевала всей женской половиной королевского двора.
Гордая и властная тётя Эржебет. Наверное, она и родилась такой, но Илона не могла об этом судить, потому что впервые встретилась с ней, когда тётя была уже пожилой женщиной.
Племяннице тогда минуло лишь двенадцать с половиной лет. Илону впервые привезли в столицу, а тётя уже властвовала там, считаясь первой дамой королевства. Не королева, но почти.
Даже издалека было заметно, что тётя держится очень прямо. Её фигура, облачённая в тёмные одежды, расшитые золотом, выглядела подобно мужской: ни покатых плеч, ни особенно выраженной талии.
В лице не ощущалось никакой мягкости, которая полагалась бы женщине: острый взгляд, плотно сжатые губы. На щеках виднелись неглубокие морщины, но тётя не стремилась ничего припудрить. Наверное, поэтому её лицо тоже походило на мужское, ведь именно мужчины обычно не стыдятся своих лет и не пытаются обмануть время.
Эржебет не скрывала своего возраста, ведь годы позволяли ей считаться мудрой и опытной, давали право говорить, то есть давали власть, а тётя стремилась к власти. Вот почему белая ткань, по обычаю обёрнутая вокруг головы и скрывавшая волосы, уложенные в причёску, прилегала не очень плотно и невзначай показывала, что в золотисто-каштановых, как у всех Силадьи, прядях появились серебряные нити.
Помнится, двенадцатилетняя Илона, глядя на это серебро, задумалась, сколько пройдёт времени прежде, чем её собственные каштановые волосы поседеют так же, но эта мысль даже не успела толком оформиться, потому что суховатые тётины пальцы ухватили малолетнюю племянницу за подбородок. Так Эржебет Силадьи заставила её приподнять голову, опущенную в поклоне.
- Девочка моя, не бойся. Дай мне на тебя посмотреть. Ты очень хорошенькая, - раздался тётин голос, в котором за нарочитой ласковостью чувствовались холод и жёсткость. Наверное, тётя в эти мгновения думала о том, как её племянница поможет возвыситься Матьяшу - думала о борьбе за трон для него, а в борьбе нет места мягкости и теплоте.
Матьяша, тётиного сына, в те дни ещё не избрали королём, но всё уже решилось. Дядя Илоны, Михай Силадьи, устроил это - вступил в союз с несколькими богатейшими и влиятельнейшими семьями королевства. Они договорились, кому из претендентов на корону отдаст голоса Государственное собрание, а с одной из семей ради укрепления союза Михай обещал породниться, для чего и понадобилась племянница.
У Михая не было детей, но у его младшего брата Ошвата родилось две дочери. Старшая, Маргит, к тому времени уже вышла замуж, но оставалась младшая, Илона, которая и сделалась залогом прочности политического союза - союза с семьёй Вацлава.
Для семьи Силадьи это оказалось чрезвычайно выгодно. Родители Илоны возвысились благодаря удачному браку своей дочери. Дядя Илоны получил возможность создать политическую лигу и обрёл немалую власть, возведя своего племянника Матьяша на королевский трон. Тётя Эржебет тоже обрела власть, ведь, несмотря на то, что все политические дела находились в руках мужчин, положение матери короля всё равно очень значительно.
Лишь Илона не получила выгод. Она сделала то, что должна, и не ради себя. Ей не хотелось выгодного брака, и казалось всё равно, станет ли она благодаря разным политическим интригам родственницей короля.
Даже спустя много лет, Илона, уже овдовевшая, не ощущала себя особенно знатной и до конца не могла поверить, что нынешний венгерский король - её двоюродный брат. Эта близость к трону не радовала, а лишь тяготила, потому что накладывала обязательства.
Если ты родственница короля, значит, надо соответствовать положению. "Если в столице теперь носят другие вырезы и рукава, значит, придётся что-то сделать, то есть пройтись по лавкам, купить новые ткани, нанять портниху", - в очередной раз сказала себе Илона, но ей так не хотелось со всем этим возиться, пусть даже вместе со старшей сестрой!
Ещё не приехав к тёте, племянница уже мечтала, как поедет обратно: "Сколько нужно прожить в гостях? Наверное, трёх недель хватит?" Предстоящие недели казались пыткой, а столица представлялась чужой, враждебной. Пусть это чувство никак не подходило знатной аристократке, но самой Илоне казалось вполне простительным, ведь она пребывала на вершинах не всегда. Знатность появилась внезапно и довольно поздно - когда взросление почти завершилось.
* * *
Всё детство и отрочество Илона жила очень скромно, потому что её кузена, Матьяша Гуньяди, в то время ещё не избрали королём, а её отец, Ошват Силадьи, ещё не стал старшим в роду и не начал заседать в королевском совете.