Герман недовольно хмыкнул, перекидывая ручку между пальцами.
— Она говорит, что я слишком много времени уделяю работе и слишком мало — ей.
— Это логично, дружище. Ты ведь постоянно тут.
— А как? Как иначе? Что мне сделать? Она же должна понимать, что я пытаюсь спасти кампанию. За два месяца никаких продвижений. Я до сих пор не могу даже думать о том, чтобы выкупить акции обратно.
— Работа работой, дружище, — тыкая указательным пальцем в друга, сказал Михаил, — Но даже я в шоке от того, что последнюю неделю ты в офисе круглосуточно. Ты вообще уходишь домой? Потому что, когда я ухожу вечером, ты задерживаешься. Когда я прихожу утром, ты опять тут! Чудеса! Словно и не уходил вовсе.
Михаил всерьёз был встревожен состоянием друга. Энергичные жесты руками только подтверждали это.
— Ну… — замялся Герман. — Я прихожу…
— Ага, — кивнул Михаил и выжидающе уставился на друга.
Чуть приподняв плечи, Герман сделал вид, что ничего, собственно, страшного-то не происходит. Так сказать, попытался смягчить свои последующие слова:
— Ну прихожу часов в… — заметив, как пристально следит Михаил, Герману стало не по себе. Он решил сдвинуться ближе к реальности, — в… часа два ночи.
— Два часа?! — Михаил был готов схватиться за голову, но удержался, ограничившись одним только недовольным взмахом рук. — Бедная девочка, — он откинулся обратно на спинку, — не мудрено, что она так недовольна. Я бы на твоём месте всерьёз задумался о совести. Есть ли она у тебя вообще? Тебе должно быть стыдно! Ты ведь даже на выходных здесь!
Михаил пригрозил Герману пальцем. Благо, теперь он мог сделать это без последствий, ведь их отношения с Вероникой, в какой бы трудной стадии они сейчас не находились, всё равно изменили Германа в лучшую сторону. Хотя, — подумал зам, — возможно всё дело и в том, что Герман уже так устал, что у него нет сил на ругательства. Он даже никого не уволил за эти два месяца. Такое поведение просто не могло не вызвать волнений в офисе. Ходили слухи, что некоторые работники и вовсе подумывали уволиться сами, так как их не устраивала гнетущая неизвестность.
Герману тоже не нравилось всё, что происходило с ним. Но он старался держать это в себе. И при этом надеялся, что Вероника должна его понять. Но почему-то, каждый раз, когда им удавалось увидеться, Вероника только и твердила о лишениях, которые приняла ради него.
— Я отложила учёбу! — кричала она в последний раз, когда они виделись за завтраком. Кажется, это было два… нет… четыре дня назад. — Отложила, чтобы помочь тебе. Чтобы спасти твою кампанию! Отложила, потому что мне не всё равно на тебя! А что ты?! Что ты сделал взамен? Променял меня на офис?!
Поднявшись из-за стола с тарелкой недоеденного завтрака, она посмотрела на него так, что в какой-то момент его сердце и вовсе готово было сжаться до размеров горошины — столь пугающим оказался её взгляд, что даже самому Герману — тому самому тирану Герману, — сделалось не по себе.
Она недовольно помотала головой, а затем добила его своим финальным высказыванием:
— Наверное, если бы я осталась жить в офисе в роли твоей секретарши, всем было бы лучше.
Только после этого колкого удара прямо в сердце, она развернулась и подошла к мусорке, вывалив туда весь праздничный завтрак, к которому почти и не притронулась.
Вспоминая всё это во время разговора со своим другом, Герман задумался: «Праздничный завтрак…» — пронеслась мысль в его голове. А ведь завтрак и впрямь был слишком торжественным. Обычно, Вероника готовила что-нибудь вроде омлета, оладьей или блинчиков, французские тосты с корицей, панкейки… Вероника вообще оказалась на удивление добросовестной домохозяйкой. Отпала нужда в горничных. Он даже задумывался о том, чтобы уволить дворецкого, но тут уже сама Вероника настояла на том, чтобы Герман оставил дружелюбного старичка. Девушке стало его жаль, когда Герман только поделился соображениями об увольнении.
Но тот завтрак… Он же действительно был слишком праздничным… Мысль об этом никак не отпускала Германа. Только сейчас, после разговора с Михаилом, он почему-то об этом задумался.
— Слушай, — наконец решил спросить он у друга, — а какой праздник был во вторник?
Герман просто предположил. Наверняка, никакого праздника и не было. Но уточнить всё же стоило.
— Праздник? — переспросил друг. — Во вторник? — Михаил задумался. — Четыре дня назад был праздник… — бубнил он себе под нос до тех пор, пока не понял, что у него нет ответа на этот вопрос. — Не знаю, друг. Если и был какой-то праздник, то точно какой-то узкоспециализированный.