— Ох, Вероника, добрый день, — устало ответила женщина. — Кажется, мы с вами поменялись местами. Теперь у меня много дел.
— Да уж… — осматривая беспорядок на рабочем столе, согласилась я. — Что, всё на столько плохо?
Девушка замотала головой, уставившись в бумаги.
— Даже хуже. — Она посмотрела на меня. — Кажется, кампания скоро обанкротится. Я даже не знаю, что мне делать. Искать новую работу или ждать чуда…
Обанкротится?
Внезапно мне стало стыдно. Оказавшись на месте и увидев всё воочию, я поняла, что дела у Германа действительно плохи. По крайне мере, стало ясно, почему он постоянно пропадает на работе.
Обида, которую я затаила и которую копила, как минимум, последние четыре дня, а как максимум, так и все два месяца, вдруг ощутимо уменьшилась. Стоя перед кабинетом Германа я начала придумывать разные оправдания, чтобы не ссориться с ним. Я даже уже смирилась с тем, что, наверное, мой день рождения не так уж и важен, если в офисе всё так плохо… Но в какой-то момент я дёрнула головой, уставилась на Ксению, поправила сумочку и ущипнула себя за руку. Самооценка быстро вернулась на место.
Нет, это перебор! Ладно, если бы он просто задерживался допоздна. Но не каждый же день! Ладно, если бы он не смог устроить мне грандиозный праздник, но хотя бы провести со мной время на мой юбилей он мог? Он мог хотя бы поздравить меня? Мог хотя бы эсэмэску отправить? Хотя бы не забыть! В конце-то концов! О чём я вообще думаю?! Работа?! Да пускай подавится своей работой!
С такими мыслями я решительно ворвалась в кабинет. Ворвалась, закрыла дверь, остановилась, открыла рот, хотела было высказать всё, что думаю, но… не учла одного маленького момента — пока я врывалась на эмоциях, даже не слыша, что твориться вокруг, я и не заметила, как Герман с Дианой уже вовсю ссорятся между собой.
— Да мне плевать! Плевать на него, на тебя и вообще на всё, что связано с этой сраной фамилией! Плевать! Я завтра же пойду в паспортный стол и сменю фамилию!
Крики Германа разносились по кабинету, отлетали от стен и сталкивались друг с другом, заполняя всё пространство внутри. Обернувшись вправо, я заметила присевшего в углу Михаила. Он сидел вальяжно, как обычно раскинув руки на спинке дивана, положив одну ногу на другую, и озадачено наблюдал за происходящим. Заму не хватало, разве что, только ведра с попкорном.
Пододвинувшись ближе, я чуть наклонилась и спросила:
— Что происходит? — спросила шёпотом, чтобы не дай бог не отвлечь родственничков от занятия.
— Отец Германа умер, — так же тихо сообщил Михаил.
Я выпрямилась и на эмоциях прикрыла рот ладошками. Снова взглянула на ссорящихся брата с сестрой, которые, кажется, даже не заметили нового гостя. Диана била кулаком по столу, обзывала брата всеми известными ругательствами и изумлялась его безразличию.
— Фамилию, Герман, меняют в ЗАГСе! — наконец подытожила она, после чего устало плюхнулась в кресло.
Тут-то меня и заметили.
Я слабо кивнула под удивлённый взгляд Германа, который явно не ожидал увидеть меня у себя в офисе, после чего поприветствовала.
— Добрый день, Герман.
Казалось, мы не виделись целую вечность. Глядя на него, я поняла, что смотрю не на своего любимого — того, с кем хотела бы прожить жизнь и завести детей, — а на совершенно незнакомого человека.
— Диана, — кивнула я девушке. Оценив её новый образ, сказала: — Тебе идёт.
Диана недовольно осмотрела белую джинсовку — под которой скрывался, совсем нескромный топ, с трудом прикрывающий грудь девушки, — и белую джинсовую мини-юбку, что так и норовила задраться до пояса.
Хотя бы волосы остались… только подумала про волосы, как краем глаза заметила белоснежный парик, небрежно валяющийся на диване. Изогнув обе брови, я одарила Диану озадаченным взглядом.
— Не спрашивай, — схватившись за переносицу, сказал Герман.
— Да? — «Мне только повод дай» — подумала я про себя и поняла, что повод уже предоставили. — Может, мне вообще молчать? Вообще ничего не говорить? Может мне вообще уйти?!
Герман опустил руку, посмотрел на меня.
— Что это значит? — удивился он.
Ах что это значит? Спрашиваешь, что это значит?
Я закипела от злости. Кулачки сжались, а давление между верхней и нижней челюстью было такое, что я могла запросто разгрызть стальную арматуру. Губы задёргались, словно опережая ход мыслей, словно хотели сказать всё сами, без помощи языка.