— Что? — не поняла я.
— Не становись сразу его подругой! — рубанула она, я дёрнулась.
— Алила, это касается только Славы, — холодно сказал Ладимир.
До этого он просто сидел рядом и смотрел на меня, как на нечто безумно дорогое и хрупкое. Я не могу его бросить, просто не могу. Ни его, ни Алилу, которая светится утренним солнышком, глядя на меня.
— Я не собираюсь становиться ничьей подругой, — расставила я все точки над «i». — Тем более, что Тан — действительно мой старший сводный брат, у нас один отец, — я проигнорировала поражённые взгляды Алилы и Лада и продолжила: — А чтобы ты не беспокоилась, иди скажи ему, чтобы отправлялся домой, точнее, к Сении… Только пусть не вздумает снова травиться, второй раз откачивать не буду, плюну и уйду!
— Сеня тоже здесь, — хихикнула Алила, вскакивая. — Сейчас передам, хоть двоих выставим! — она вылетела за дверь.
Я перевела взгляд на Лада. Он покачал головой:
— Неожиданная новость, хотя некоторые и подозревали, что отец Танислава из благородных, но такое… Слава, — сменил он тему, — я благодарен тебе за намерение хранить верность Адрею, но прошу тебя не… не решать всё окончательно. Ты ведь ещё можешь быть счастлива, у тебя могут быть дети…
— Нет, никогда! — резко ответила я, швыряя недоеденную запеканку обратно на поднос, и почти втолкнула его Ладимиру. Это означало бы предать Адрея самым отвратительным образом. — У меня никогда не будет ни мужа, ни детей!
— Ладно, — вздохнул Ладимир, — мы ещё поговорим об этом. Позже, гораздо позже.
— А лучше никогда! — я резко отвернулась и легла, натягивая на плечи одеяло.
Лад послушался и больше не заговаривал об этом. Он вообще не говорил со мной ни о чём серьёзном, а я сама предпочитала не говорить, а спать и объедаться кулинарными шедеврами на завтрак, полдник, обед, вечерний чай и ужин. Растительное существование, но на какие-то активные действия я не была способна — мне требовалось отсидеться в своей скорлупке, хотя Алила и пыталась меня расшевелить, но, к счастью, её одёргивал Лад.
Почему-то рядом с ним мне становилось спокойнее, и я даже могла пытаться строить какие-то планы на будущее. А ещё за это время я узнала его так хорошо, что только поражалась тому, с какой чуткостью и заботой он выводил меня из состояния тоски и безразличия. При этом ни разу, ни на секунду не переступив грань в наших дружеских отношениях, и ни словом, ни жестом не напомнив о былых ухаживаниях. Я же стала относиться к нему, как к заботливому старшему брату, которого у меня никогда не было — Танислав, непредсказуемый и такой же ранимый, как я, на эту роль никак не годился.
Лад выполнил свою «угрозу» и действительно проводил со мной почти всё время, а кровать мы постоянно делили с Алилой на троих, потому что к вечеру мне всегда становилось хуже, да и не только мне. Поэтому мы, как сурикаты, сбивались в поредевшую стайку и жались друг к другу.
И всё же именно ночью мне случалось просыпаться и в отчаянии впиваться зубами в залитую слезами подушку — днём я себя контролировала, а ночью воля и разум спали, и накатывала тоска. Однажды со мной случилась отвратительная истерика, за которую я наговорила Ладимиру и Алиле такого, что, когда я это осознала, со мной случилась вторая истерика, полная извинений. Конечно, я совершенно незаслуженно получила прощение. Когда Алила уже тихо сопела мне в затылок, крепко обняв за талию, я прошептала лежащему лицом ко мне Ладимиру:
— Лад… прости меня, я совсем не думала то, что говорила…
Ладимир вздохнул:
— Я клянусь тебе: мне никогда не приходила в голову мысль, что смерть брата может облегчить дорогу к твоему сердцу.
— Лад! — простонала я, закрывая глаза от стыда. «Ненавижу тебя! Тебе только хорошо, что Адрей умер, я теперь свободна!» — как я могла сказать ему такое?! Я робко взяла его за руку. — Лад, пожалуйста, прости меня, правда, я не знаю, откуда взялись такие слова…
Лад вздохнул и погладил мои пальцы.
— Из ран в твоей душе, — ответил он, помолчав. — Я понимаю, что тебе сейчас невыносимо больно… Что касается твоих слов, я действительно вёл себя не слишком хорошо, но тогда всё было как-то не всерьёз. Я клянусь тебе, сейчас об этом не может быть и речи. Слава, милая, я тебя никогда не оставлю одну, но не бойся, что я снова… — он замялся.