– Да, – подтвердил Маркиз. – Мы там не нужны. Нас выбросили…
– Не выбросили, а забыли, – возразила Бижу. – Это большая разница.
– Ну, забыли. Если тебе от этого легче.
Все снова замолчали и грустно уставились в свои чашки.
2
Кофе остыл. Стало тихо. В печке потрескивали догорающие угольки, а в другом конце Бытовки, где жили мастеровые, позвякивали железки.
Мастеровые уже давно проснулись, позавтракали и принялись за работу. Они не любили лишних разговоров про то, где лучше, а где хуже. Они всегда жили и работали в Бытовке, считали её своим родным домом и никуда не собирались отсюда уходить. Ну, если только на временные работы – ремонт дорог или уборка мусора.
Учёные, которые исследуют человеческое сообщество, любят разделять людей на группы и классы: бедные и богатые, городские и сельские, консерваторы и либералы. Если бы такой учёный оказался на Острове, то он наверняка определил, что мастеровые принадлежали к многочисленному классу рабочих инструментов, который в свою очередь делится на более мелкие социальные группы. Некоторые, как например Стамеска и Ножницы, обладали высокой квалификацией и специализировались в особо точных работах. Другие, вроде Молотка и Топора, были попроще. Но основную массу трудового народа составляли необученные подмастерья и чернорабочие: разной величины гвозди, шурупы, болты и гайки. У большинства из них и имён то собственных не было, в лучшем случае – номера. А самые никудышные откликались на слова типа «эй ты, фиговина, ну-ка иди сюда – подержи-ка эту штуку».
В дальнем углу на полу бытовки обитали садовые человечки. Во времена древних людей они были лопатами, граблями и другими приспособлениями для обработки земли. С мастеровыми садовые старались жить дружно и не сорились, часто помогали друг другу в работе. Но некоторое слабо уловимое для постороннего глаза различие между ними всё-таки существовало. Мастеровые считали садовых примитивными, и между собой обзывали «деревенщиной», а те в свою очередь гордились простым происхождением, заявляли, что твёрдо стоят на земле и честно добывают хлеб насущный тяжёлым трудом. Бригадир садовых – Большой Бур, поучая молодых, так прямо и говорил: «Мы – садовые – основа жизни на Острове. Мы – базис, а они все – надстройка». Какой смысл содержится в этих красивых словах, Бур не понимал, но хорошо их выучил, пока лежал долгой зимой в углу, смазанный машинным маслом и завёрнутый в старую газету «Правда».
3
Тишину нарушила Лиза.
– Почему забыли? Меня не забыли! – сказала она. – Я сама улетела. А если я один раз улетела, значит смогу и в другой раз улететь!
– На чём? – возразил Ножик. – Твоего шарика больше нет. И другого шарика у нас тоже нет.
– Где-то же он есть? – не сдавалась Лиза. – Может быть, он не очень далеко улетел. Может быть, он снова за колючки зацепился… Надо просто пойти и поискать.
– Даже если мы его найдём, что толку? Он тебя и так еле-еле поднимал. А теперь, наверное, совсем сдулся.
– Но попробовать-то можно? Маша меня, наверное, по всему лесу ищет.
– Никто тебя, дорогуша, не ищет, – сказала Бижу, поправляя меховой воротничок. – Не обольщайся. Никому ты теперь не нужна. Я сама несколько раз терялась. Вначале немного поищут, а потом – забудут. Хорошо, если какой-нибудь порядочный человек подберёт. А то закатишься в трещину куда-нибудь под комод, где и пыль-то никогда не вытирают, и поминай как звали. И будешь там весь век в девках куковать с мышами и тараканами.
Лиза не поняла, как это «куковать в девках», но по выражению лица Бусинки догадалась, что ничего хорошего в этом занятии нет.
– Кстати о мышах, – задумчиво сказал Мастер Брегет и покрутил колёсико на голове. – Я думаю, есть один способ… Если шарик не поможет…
Все посмотрели на него.
Он ещё раз крутнул колёсико и прищурился, как будто настраивал резкость, чтобы, заглянуть внутрь себя поглубже и лучше рассмотреть ту часть мозга, которая отвечает за воспоминания. Потом, собравшись с мыслями, решительно захлопнул круглую крышку на животе и сказал:
– В эпоху древних людей, когда я ещё с вами со всеми не был знаком, я некоторое время проживал в нижнем ящике старого письменного стола. Ну того, который стоит в Коттедже. В углу. Около окна. Заваленный всякими ненужными вещами.
Он посмотрел на слушателей, ожидая что они, как это часто бывает между старыми друзьями, примутся наперебой говорить: «Ну конечно, кто же не знает этот письменный стол. У него ещё одна ножка сломана и дверка поцарапана. Знаем, конечно, как не знать». Но никто не откликнулся.