Мэри — дружелюбная женщина лет пятидесяти с ямочками на щеках. Она любит смеяться и сплетничать, и теперь она одна из моих любимых людей. Мы готовим дневной рацион, состоящий из свежего хлеба, испеченного сегодня утром из муки, которую купили на ферме, овощей с наших огородов (гидропонных и новых поверхностных), протеинового батончика из наших старых запасов и немного вяленой свинины. Она болтает со мной обо всем, что произошло вчера с нашими людьми (она все это знает), и поддразнивает меня, говоря, что мне надо распустить волосы из косы, чтобы выглядеть особенно красивой для любых симпатичных парней, которые зайдут забрать свои пайки.
Она убеждена, что каждый холостой мужчина, которого мы знаем, интересуется мной, хотя это, очевидно, неправда. Я просто смеюсь и поддразниваю ее в ответ (лишь наполовину искренне) по поводу того, что мне придется отправиться в глубинку, чтобы найти себе мужчину.
— О, я думаю, у тебя здесь есть по крайней мере один, который с радостью согласился бы стать твоим парнем, — разговаривая, Мэри ловко заворачивает пачку.
Я останавливаюсь и поднимаю на нее взгляд. Затем перевожу взгляд в ту сторону, куда она кивает.
Без всякой на то причины я ожидаю увидеть Гранта, но этого не происходит. Это глупый порыв. Иррациональная вспышка чувства. Я вижу Гранта почти каждый день, но больше почти не разговариваю с ним.
Мы закончили наши ежедневные тренировки, как только вышли из карантина.
Вместо него я вижу Ноя, самого молодого из мужчин, первоначально нанятых в качестве охранников. Он, наверное, всего на шесть или семь лет старше меня. Он не особенно красив, но достаточно мил и привлекателен, с теплыми карими глазами и кривой улыбкой.
Он приходит каждый день, чтобы забрать свой паек, и задерживается, чтобы поболтать. Сначала я подумала, что это из-за Мэри, так как он в основном разговаривал с ней. Но она настаивает, что он так долго околачивается рядом из-за меня, и я начинаю думать, что, возможно, она права.
Сегодня он берет паек, которую я ему предлагаю, и переминается с ноги на ногу.
— Как ты сегодня, Оливия?
— Довольно хорошо, — я улыбаюсь ему в ответ, потому что он мне нравится, а также потому, что это новое и странное чувство — когда мужчина проявляет ко мне интерес.
В семнадцать лет я начала привыкать к этому, но в бункере я не получала ничего, кроме нескольких жутких взглядов от случайных мужчин и одной неожиданной ночи секса с Грантом.
— Ты плавала сегодня утром?
Он всегда спрашивает об этом, когда обращается непосредственно ко мне.
— Ага. Плавала. Примерно час.
— Ты сегодня действительно прекрасно выглядишь, — он улыбается и слегка наклоняется ко мне.
Это самый прямолинейный разговор, который он когда-либо вел со мной, и от этого мои щеки вспыхивают жаром. Я смотрю на себя, искренне удивленная. Мэри только что говорила мне, что мне нужно распустить волосы, но, возможно, прическа не имеет значения. Взгляд Ноя продолжает опускаться к моей груди, хотя он явно пытается удержать глаза прикованными к моему лицу.
— Спасибо, — я смотрю на Мэри в поисках помощи, но она притворяется, что не слышит.
— Какие у тебя планы на день? — спрашивает он.
Мое сердцебиение участилось, но это скорее реакция паники, чем возбуждения. Двадцатидвухлетняя девушка не должна быть столь неопытной и бояться простых свиданий, но я такая.
Я определенно такая и есть.
— Я толком и не знаю, — выдавливаю я так естественно, как только могу. — Я работаю здесь все утро. Потом обычно помогаю в саду или осматриваюсь в поисках чего-нибудь еще, что нужно сделать.
— Ну, у меня дежурство в карауле до пяти, но сегодня вечером, если у тебя будет свободное время, найди меня, и мы сможем прогуляться или еще что-нибудь.
Мои щеки становятся еще краснее, если это вообще возможно.
— О. Да. Может быть. Я так и сделаю, если у меня будет время.
Вот. Это было не так уж плохо. Не грубо и не пренебрежительно. Но я также не беру на себя обязательства, поскольку понятия не имею, хочу ли я это делать.
Ной, кажется, совершенно доволен моим ответом, и неторопливо уходит, здороваясь и улыбаясь каждому, мимо кого проходит.
— Почему ты не поощрила его? — спрашивает Мэри, как только он оказывается вне пределов слышимости.
— Я не знала, смогу ли я прийти.