Но вместо этого я здесь нянчусь со своей будущей женой, и это выводит меня из себя. Я мог бы все рассказать Катерине, объяснить, почему она в такой опасности, но какая-то часть меня упрямо считает, что я не должен этого делать. Она должна достаточно доверять моим суждениям, не только как своего будущего мужа, но и как человека, близкого к ее отцу, чтобы выслушать все без моих объяснений.
Если бы я думал, что она останется на месте, я бы оставил здесь несколько человек для ее охраны и вернулся в город, чтобы помочь Витто. Но я ни на секунду не верю, что она так поступит. Именно поэтому я оставил ее запертой в комнате, пока она не успокоится настолько, чтобы видеть ясно.
Не говоря уже о том, что у меня тоже есть время привести себя в порядок.
Я чуть было не поддался порыву и не наказал ее, прижав к двери, как и угрожал. Катерина и раньше была сильным искушением, красивой женщиной, которую я хотел дразнить и соблазнять, чтобы она подарила мне свою невинность, но в этой тесной обстановке желание возросло до такого уровня, что даже мне стало трудно с ним справиться. Дело не только в том, что я хочу ее, но и в том, что я чувствую нечто большее.
Я чувствую себя почти одержимым, как будто ее слезливое возбуждение и протестующее желание, ее совершенное тело и сладкий вкус – это наркотик, которым я не могу насытиться. Я никогда не был зависим от чего-либо, но одна ночь Катерины Росси в моей власти, и я чувствую, что гонюсь за кайфом, который никогда не надоест. Я знаю, чего на самом деле хочет Франко Бьянки, ради чего он нападает на Витто, и мысль о том, что он может прикоснуться к ней, вызывает во мне убийственную ярость, что заставляет меня держаться за здравый смысл и не броситься обратно на Манхэттен, чтобы найти его и разорвать на части.
Катерина - моя. Еще не так давно я с радостью принял бы любой способ выйти из этого брака, если бы мог сделать это и сохранить свое положение, но все изменилось. Теперь я ни за что не нарушу наш контракт. И мне требуется все, чтобы не преследовать ее наверху и не потребовать ее себе.
В течение двух дней я вижу ее только для того, чтобы принести ей еду. У нее комната с прилегающей ванной, ей больше не нужно выходить из комнаты, и я с ней не разговариваю. Я знаю, что если услышу ее голос, если позволю ей втянуть меня в очередную ссору, то все закончится тем, что она окажется полуголой, а я, вполне возможно, буду в ней. И как бы сильно я этого ни хотел, я также не хочу.
Я не хочу, чтобы наш первый раз стал частью ее наказания. Может быть, это я стал чертовски мягким после стольких лет, но я хочу, чтобы это что-то значило. Мне плевать, будет ли это в нашу брачную ночь или раньше, но я хочу, чтобы она получила от этого удовольствие. Я хочу, чтобы это стало началом настоящего брака между нами, полного одинаковой страсти и желания, потому что впервые в жизни я не уверен, что когда-нибудь захочу другую женщину.
Катерина мне по душе.
А это значит, что большую часть этих двух дней я провожу в своей комнате, дроча на мысли о ее обтянутой ремнем попке и мокрой киске на языке, чтобы сдержать свою похоть. Как и большинство защищенных девственниц, Катерина стесняется своих желаний, а это значит, что ей придется смириться с ними, если мы хотим иметь здоровую сексуальную жизнь. Это также означает, что я должен быть осторожен с ней, ведь меньше всего я хочу, чтобы моя невеста отгораживалась от меня, вместо того чтобы подчиняться моим и ее похотям.
На пятый день нашего пребывания в убежище я поднимаюсь наверх, не принеся ей завтрак. Она сужает глаза, и я впиваюсь в нее взглядом, уже чувствуя первые толчки желания от одного только взгляда на мою прекрасную невесту. На ней те самые узкие джинсы, которые так и хочется сжать и пощупать, прежде чем отшлепать по попке, и черная рубашка с закатанными рукавами и расстегнутыми пуговицами, чтобы я мог увидеть намек на ее идеальное декольте. Ее волосы распущены, темные и соблазнительные спадают на плечи, и мой член дергается, когда Катерина вызывающе смотрит на меня.
— Я без завтрака сегодня утром? — Ровно спрашивает она, и я ухмыляюсь.