Катерина медленно выходит из-за моей спины, ее шаги замирают. Увидев тело Бруно, она испускает придушенный крик и почти мгновенно откидывается в сторону, ее тошнит, желчь выплескивается изо рта на деревянный пол.
Франко морщит нос.
— Чертовски слаба, — шипит он. — Посмотри еще раз. Вот что я сделаю с Лукой, если ты не подчинишься. Я превращу его в хнычущий комок плоти на твоих глазах, а потом, когда я буду уверен, что выжал из него все возможное... — Франко протягивает руку, и один из его людей вкладывает в нее пистолет, уже снятый с предохранителя. Небрежно, словно жестом указывая на что-то, что он хотел бы съесть на обед, Франко направляет пистолет на голову Бруно и спускает курок.
Катерина затыкает уши руками и вскрикивает, когда раздается звук выстрела, от которого у меня тоже звенит в ушах.
Дулом пистолета Франко показывает в сторону лестницы.
— Поднимайся в спальню, Катерина. Лука, следуй за ней. Я буду прямо за вами с пистолетом и своими людьми. Одно неверное движение любого из вас, и я позабочусь о том, чтобы Луке пришлось проделать оставшийся путь ползком. Понятно?
Лицо Катерины без кровинки, руки трясутся, но она кивает, вытирая рот тыльной стороной ладони. Ее позвоночник напряжен, плечи расправлены, и она смотрит на Франко с ненавистью в глазах, которую я никогда раньше не видел, но она поворачивается к лестнице и медленно поднимается по ней.
— Брось пистолет. — Франко жестом указывает на "Глок", который я все еще держу в руках. — Сейчас же, Лука, или ты больше никогда не будешь пользоваться этой рукой. Не то, чтобы ты это сделаешь к тому времени, когда я закончу с тобой сегодня. Но я могу сделать так, что тебе будет гораздо больнее или гораздо менее больно, в зависимости от того, насколько вы оба сговорчивы.
Я подчиняюсь. Это противоречит всему, что во мне есть, всем фибрам моего существа, но в данный момент я не вижу другого выхода. Я верю, что он сделает это, и знаю, что должен отложить на как можно более долгий срок любое насилие, которое он планирует совершить по отношению ко мне, если у меня есть хоть какой-то шанс спасти Катерину.
Она поднимается по лестнице как можно медленнее, и, даже не видя ее лица, я вижу, как крутятся колесики в ее голове. Я хочу сказать ей, чтобы она подчинялась Франко как можно дольше, чтобы дала мне шанс вытащить нас из этого, а не сопротивлялась сама. Я достаточно хорошо знаю Франко, чтобы понять, что он получит наибольшее удовольствие, если сможет заставить ее сопротивляться ему, если у него будет множество поводов как причинить боль мне, так и сломать ее. Конечно, ему не нужен повод ни для того, ни для другого, но, как все злые люди, он предпочитает чувствовать себя оправданным в своих действиях. Если Катерина будет сопротивляться, это даст ему все, что нужно.
Но я знаю свою будущую жену и знаю, что она так просто не прогнется и не сломается.
— Какая комната его? — Спрашивает Франко у Катерины, когда мы выходим на лестничную площадку. — Мы пойдем туда. Лука ведь не приглашал еще сюда тебя, верно?
Ее лицо вспыхивает.
— Я у него вообще не была — огрызается она. — Я все еще девственница.
Едва ли. Я стиснул зубы, жалея, что у меня не было времени довести до конца то, о чем она умоляла меня раньше. Секс с ней, возможно, не помешал бы Франко сделать все это, никто не смог бы доказать, что я был первым, а после моей смерти он мог бы использовать любые угрозы, чтобы заставить Катерину сказать, что ее девственность была у него, и ни у кого другого.
Но он знал бы правду, и даже такая мелочь была бы для меня утешением.
— Тогда заходи, — говорит Франко, указывая пистолетом на дверь. — И даже не думай что-нибудь попробовать предпринять.
Катерина плотно сжимает губы, но ничего не говорит, толкая дверь и проходя внутрь. Франко жестом подзывает своих людей, которые тут же хватают меня и отводят в дальний конец комнаты, пока Франко садится на край кровати.
— Иди прополощи рот в ванной, — говорит он Катерине. — А потом возвращайся сюда. Быстро, сейчас же.
Он наблюдает за тем, как она подчиняется, и на его лице появляется жестокая улыбка.
— Думаю, сначала я заставлю ее раздеться для меня. Мои люди, конечно, отвернутся, я не могу позволить им увидеть мою будущую невесту обнаженной. Мне придется выколоть им глаза, не так ли, мальчики?
Мужчины, держащие меня, ворчат в знак согласия, а я смотрю на Франко.
— Ты не можешь свалить все это на меня, — шиплю я на него. — Я был жесток с тобой в детстве, я признаю это. Я был неправ. Но ты уже давно прошел тот момент, когда можно использовать это в качестве оправдания. Это не делает тебя сильным человеком, это превращает тебя в посмешище.