— Посмотрим, какую мелодию ты будешь напевать, глядя на собственные пальцы на ковре, — с улыбкой говорит Франко. — А что касается всего остального… ах, вот и она. Иди сюда, Катерина.
Его голос - ровный, четкий приказ, и Катерина повинуется. Ее глаза сверкают злобной ненавистью, но она пересекает комнату и направляется к нему.
— Что? — Спрашивает она, в ее голосе звучит фальшивая покорность, и Франко слышит ее. Он молниеносно встает, его рука внезапно оказывается в ее волосах, причем достаточно сильно, чтобы причинить боль, когда он поворачивает ее ко мне лицом.
— Говори со мной с уважением, девочка, — шипит он. — А теперь скажи мне правду. Он к тебе как-нибудь прикасался?
Катерина качает головой, а я изо всех сил стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Она, конечно, лжет, но еще неизвестно, насколько хорошо ей это удастся и купится ли на это Франко.
— Ты уверена? — Он откинул ее голову назад, а другой рукой провел между ее ног, чтобы погладить киску через джинсы. — Вы оба заверили меня, что его член еще не был здесь, но как насчет его языка? Его пальцев?
Катерина вздрагивает. Она ничего не может с этим поделать, я знаю, не далее, как час назад я отшлепал ее по этому месту и довел пальцами до множественных оргазмов. Она болезненна и чувствительна, а прикосновения Франко слишком грубы. Он сильно шлепает ее по этому месту, и она вскрикивает. Это не крик болезненного удовольствия, как было со мной, а протест, и Франко жестоко усмехается.
— Лгунья, — шипит он ей на ухо. — Конечно, я должен быть зол, и я зол. Но я также доволен. Я хочу причинить вред Луке, и ты даешь мне все необходимые поводы. — Он дергает головой в мою сторону. — Сломайте два первых пальца на его правой руке. Сейчас же.
— Нет! — Кричит Катерина, пытаясь вырваться из рук Франко, но он тащит ее вперед за волосы и удерживает на месте, стоя с ней в футе передо мной.
— Сделайте это, — рычит он, и один из его людей хватает меня за руку.
15
КАТЕРИНА
От звука ломающихся пальцев Луки меня снова чуть не стошнило. Он не произносит ни звука, стиснув зубы с такой силой, что мне кажется, они тоже могут треснуть, но то, как бледнеет его лицо и расширяются от боли глаза, говорит мне все, что нужно знать.
От вида и звука этого, а также от боли, которую причиняет рука Франко, запутавшаяся в моих волосах, слезы наполняют мои глаза.
— Прекрати, — умоляю я, и Франко смеется.
— О, мы только начинаем, — говорит он, поворачивая мою голову так, чтобы я могла видеть его ухмылку. — А теперь скажи мне правду, Катерина. Трогала ли тебя какая-нибудь другая его часть? Как насчет его языка?
— Пожалуйста, прекрати. — Слезы льются ручьем, как бы я ни ненавидела плакать перед этим монстром, мужчиной, о существовании которого я даже не подозревала несколько дней назад. Человека, о котором я ничего не знала до сегодняшнего дня. — Пожалуйста, не делай ему больно.
Франко смотрит на меня.
— Что ты сделаешь, если я скажу, что не буду отрезать ему язык за то, что он посмел лизать киску, которая теперь принадлежит мне?
Гнев поднимается во мне, бурлящий и густой, но я заставляю его сдержаться. Я не могу бороться с ним, пока не могу, и Лука тоже. Я должна быть умной в этом деле, а не реагировать, и я знаю это, как бы трудно ни было смириться с этим в данный момент.
Я не собираюсь принадлежать ему. Я лучше умру. Но мы еще не пришли к этому.
— Что угодно, — шепчу я, ненавидя это слово, когда оно срывается с моих губ, но зная, что мне нужно выиграть время для себя и Луки. — Пожалуйста, не надо.
Франко отпускает мои волосы, вызывая у меня еще один небольшой крик, и отступает на несколько шагов.
— Тогда разденься, — говорит он категорично. — Покажи мне каждый кусочек. Дай мне посмотреть, что принадлежит мне. Отвернитесь, — добавляет он, кивая в сторону своих людей. — Но следите, чтобы этот ублюдок не сдвинулся ни на дюйм. Если вы позволите ему освободиться только для того, чтобы увидеть ее, я сделаю гораздо хуже, чем лишу вас глаз.
Мужчины кивают, поворачиваясь спиной, руки по-прежнему сжимают руки Луки. Дрожа, я поворачиваюсь лицом к Франко, потянувшись к подолу рубашки.
— Очень хорошо, — одобрительно говорит он, когда я снимаю ее и бросаю на пол. — Теперь джинсы. Мне нравится видеть женщину только в лифчике и трусиках. Это так хорошо обрамляет женскую фигуру, подчеркивает ее формы. Я буду ждать, что ты будешь часто надевать для меня нижнее белье, Катерина. Все, что я выберу для тебя, без жалоб.
Стиснув зубы, я сдерживаю желание ответить и вместо этого расстегиваю пуговицу на джинсах. Мои щеки пылают от гнева и смущения, и я не хочу, черт возьми, делать это. Я не хочу раздеваться ни для кого, кроме Луки, не хочу, чтобы этот чудовищный мужчина видел меня голой, но я должна. Я должна выиграть время, повторяю я про себя снова и снова, пока стягиваю джинсы на бедра и отбрасываю их в сторону.