Дима открыл дверь спальни.
Нина вошла. Остановилась на пороге, оглядываясь с молитвенным трепетом.
Все, как в каталогах, которые она перелистывала иногда, коротая время у своего газетного лотка. Заморский шик плюс умеренное вкрапление славянского колорита. Камин с изразцами под «васнецовские». Абажур диковинный, плетеный — жар-птица, раскинувшая широкие пестрые крылья…
— Красиво, — прошептала Нина, не двигаясь с места.
— Ужинать будем? — спросил Дима, с опозданием снимая с Нины ее пальтецо.
— Нет. — Она вспомнила про пакетик с пеньюаром, лежащий в кармане пальто, резко выдернула пальто из Диминых рук и бросила одежку на кресло. — Нет, я не хочу. Я сразу… лягу.
— Как знаешь… — Дима незаметно для нее сунул боб под матрас. — Ты присядь на полати. Опробуй.
— Зачем? — спросила Нина голосом, севшим от волнения.
Она осторожно ступила на ковер. Мягчайший ворс теплого, золотисто-медового оттенка. Здесь все было выдержано в этих тонах — обивка стен, покрывала, шторы… «И мой пеньюар, — подумала Нина, послушно идя к постели. — Угадала. Подобрала в тон. Только надеть не успею… Господи, хоть бы он ушел сейчас! Я не готова… Я ни к чему не готова, я боюсь его, я себя боюсь, только бы он ушел, только бы он понял это, Господи!..»
Она опустилась на краешек постели, сжавшись, напрягшись… Так приговоренный к смерти опускается на электрический стул.
Дима взглянул на нее — и ощутил толчок острейшей, горчайшей жалости к ней. И невольной вины, и горячей нежности. Бедная, бедная его графинюшка! Как же нужно себя заморозить, выстудить… Да нет, это не она. Она ни в чем не виновата, это не она с собой сделала, это жизнь наша скотская, подлая скрутила ее жгутом, не пощадила…
Слава Богу, он успел сунуть этот проклятый боб, сворованный им у садовника, под матрас. Сейчас он, Дима, обернет все в шутку. Сейчас…
— Удобно тебе? — спросил он вкрадчиво.
— Н-не очень… — Нина подняла на него глаза — огромные, тревожные, выжидающие.
— Но мягко ведь? — Он улыбнулся. — Мягко?
— Как тебе сказать… — Она пожала плечами. — Какой-то все-таки дискомфорт, если честно…
— А! — заорал Дима ликующе.
Нина вздрогнула от неожиданности и снова взглянула на него затравленно.
— Все! — орал Дима радостно. — Настоящая! Все! Настоящая! — И Дима, приподняв Нину за плечи, выдернул из-под матраса боб. — Принцесса на горошине! Настоящая графиня! Виват! Виват! Виват!
— Балда, — прошептала Нина, сообразив, в чем дело. — Ой, балда! — И она рассмеялась освобожденно, с облегчением. — Посмотрите на этого деточку… двухметрового… Он еще сказочки читает… А где горошина? Почему боб?
— Чем богаты. — Дима развел руками. — У садовника с грядки стырил.
— Все правильно, — вздохнула Нина. — Я не принцесса на горошине. Я принцесса на бобах.
— Да мы все на бобах, в принципе, — пробормотал Дима.
Они замолчали. Нина по-прежнему сидела на кровати, Дима стоял рядом. Он сумел сделать главное: она уже не была так напряжена, как десять минут назад. Оттаяла чуть-чуть, самую малость.
— Ну, не буду тебе мешать, — сказал он буднично. — Шторы можно задернуть. Спи.
И Нина осталась одна. Можно было вздохнуть с облегчением.
С облегчением? Или — с сожалением? Э-э, ваше сиятельство, вы сами не знаете, чего хотите. Запутались вы вконец…
Она метнулась к двери — замка не было. Тогда Нина заставила дверь стулом и принялась лихорадочно переодеваться.
Она достала пакетик с бельем и, ахнув тихонько, рассмеялась: пеньюар был короток и непомерно широк. Ну да, продавщица ее предупреждала: XL. Для дам в теле. Худенькая Нина выглядела в нем достаточно нелепо. Кружевные бретельки съезжали с ее узких плеч, декольте было явно заготовлено для пышного «кустодиевского» бюста (вот тебе купчихи-то кустодиевские и аукнулись, шпротина несчастная, и поделом!).
Нина вздохнула и, поменяв шелка на старенький джемпер, залезла в кровать, натянув одеяло до подбородка.
Покосилась на стул у двери — глупо. Встала, отодвинула стул и снова забралась в кровать. Зажмурила глаза. Слонов считать? Какой там сон!..
Она поднялась с постели и подошла к окну. Осенний сад. Пустая аллейка, ведущая к воротам.
Нина пересекла комнату и подошла к окнам, выходящим на «тылы» Диминой усадьбы.
Вон он! Надо же… Здесь тоже был сад, осенние голые деревья, за темными сплетениями ветвей поблескивала крыша небольшой оранжереи… Нина скользнула взглядом по Диминым угодьям и снова посмотрела на Диму.
Он сидел недалеко от беседки. Беседка тоже была задумана и выстроена под васнецовский терем — с затейливыми резными коньками… Дима сидел чуть поодаль, на скамейке. Жег сухие листья, завороженно глядя на высокое пламя…