Боюсь, я покраснела, потому что месье Барнэль ободряюще мне улыбнулся.
— Его светлость полагал, что здесь вы будете чувствовать себя свободнее. Это гостевой дом, и поверьте, мадемуазель, его убранство вас не разочарует.
И он оказался прав — всё внутри особняка свидетельствовало о достатке его владельца — лепнина на высоких потолках, картины на стенах, мягкие ковры. Мой спутник передал меня рыжеволосой девушке, встретившей нас на крыльце, и откланялся.
— Меня зовут Шарлот, ваша милость. Изволите принять ванну с дороги или прежде утолите голод?
Мне показалось, что горничная смотрела на меня как-то странно, но я списала это на свой не слишком презентабельный вид.
Я была голодна, а учитывая, что наш разговор с герцогом мог закончиться не самым лучшим образом, следовало подкрепиться. Поэтому я не без удовольствия отдала должное пышному омлету и нежнейшему сыру.
— Желаете переодеться, ваша милость? — спросила Шарлот.
Я покачала головой. У меня было с собой платье, которое я считала нарядным, но птица столь высокого полета, как герцог Эрсан, вряд ли заметил бы разницу между ним и тем, что было надето на мне сейчас. Да и к чему церемонии между близкими людьми? Подумав так, я усмехнулась.
Горничная явно хотела быть мне полезной, но я отпустила ее, сказав, что мне ничего пока от нее не нужно. Я хотела избежать лишних разговоров — я не знала, что его светлость изволил сказать обо мне.
Девушка удалилась, а я заглянула в гостиную, где, как я успела заметить, стоял старинный рояль. Я едва удержалась от желания сесть за инструмент и сыграть что-нибудь из того, что часто играла матушке. Чтобы отвлечься, я оглядела комнату и вздрогнула, увидев на одной из стен портрет молодой темноволосой девушки. Мой портрет!
Но прежде, чем я успела удивиться тому, как мог он оказаться здесь, я поняла свою ошибку. У девушки на портрете были не голубые, а карие глаза. И форма носа была другой. И всё-таки мы с ней были удивительно похожи. Должно быть, это была моя сестра Эльвира — та самая, которая вскоре должна стать женой единственного сына его величества.
И если до этого у меня еще были сомнения в том рассказе, что преподнес мне месье Барнэль, то теперь они исчезли. Мне всегда говорили, что я совсем не похожа на матушку, и теперь было понятно, почему. Я была похожа на своего отца — герцога Эрсана!
Теперь, по крайней мере, стало понятно то изумление, с каким смотрела на меня Шарлот.
Гостиная была красивой и светлой, и в ней было много книг и других милых вещиц, которые непременно порадовали бы меня при других обстоятельствах. Сейчас же я нервничала и потому, едва сев на диван, тут же вскочила с него и подошла к окну. Но это оказалось даже кстати — так я увидела герцога раньше, чем он увидел меня.
Его светлость оказался высоким статным мужчиной, и, хотя он был уже не молод, я смогла понять, почему матушка в него влюбилась. Он был красив какой-то спокойной, не крикливой красотой, и когда через несколько минут мы встретились с ним, первое впечатление только усилилось. В его темных волосах пробивалась седина, а взгляд карих глаз был взволнованным и немного грустным.
Он долго смотрел на меня, не произнося ни слова, и я понимала, что думал он сейчас не обо мне, а о матушке.
— У тебя ее глаза, дитя мое! — наконец, тихо сказал он.
До этого я много думала, как он станет ко мне обращаться, и первыми же своими словами он ответил на этот вопрос. Нет, я не расчувствовалась и не бросилась к нему в объятия (да он и не распахнул их), но мне, как ни странно, было приятно услышать от него «дитя моё».
— Я слышал, что Дениза больна. Поверь — мне очень жаль. Надеюсь, она поправится.
Я кивнула и спросила о другом:
— Вы любили ее хоть немного?
— Я очень сильно ее любил, — мне показалось, что глаза его заблестели, но он быстро отвернулся и даже отошел к окну. — К сожалению, иногда обстоятельства оказываются сильнее нас. Я не сумел им противостоять и до сих пор сожалею об этом.
Значило ли это, что он до сих пор сохранил в своей душе теплые чувства к моей матушке, я уточнять не стала. Теперь уже это было неважно. Даже если они оба всё еще любили друг друга, изменить это ничего уже не могло.
— Я хочу попросить прощения и у тебя, и у Денизы за то, что так долго был от вас в стороне, но я поступал так во многом потому, что твоя мама сама настояла на этом. Она не хотела возвращаться в прошлое, и я вполне мог ее понять. Но я знал о тебе, а однажды, когда я был в академии Делакруа, даже видел тебя издалека.
Я вздрогнула. Не потому ли мне показалось, что я тоже уже видела его прежде? И, не скрою, то, что я была ему небезразлична, оказалось важным для меня.