— Я полагаю, они имеют право эту правду знать.
— Вот как? — выдохнул его светлость. — Даже в том случае, если эта правда погубит твою единокровную сестру? Ты не знакома с Эльвирой, но поверь мне — она милая, хорошая девушка, и мне страшно представить, как дорого она может заплатить за свою единственную ошибку.
Он заботился об одной своей дочери и напрочь забывал о чувствах другой.
— Вы хотите, сударь, чтобы я пожертвовала тем немногим, что у меня есть — своей честью — ради вас и своей сестры? Вы двадцать лет не желали меня знать, но отыскали в себе родственные чувства, как только я оказалась вам нужна. Не думайте, что мне не жаль вашу законную дочь — я понимаю, как тяжело ей сейчас и надеюсь, что ситуация разрешится самым наилучшим образом. Но я не хочу быть замешанной в этой истории.
Он отошел от двери и без сил опустился на диван.
— Да, я был плохим отцом для тебя, Луиза, и ты имеешь полное право отказаться нам помогать. Но, возможно, когда-нибудь ты пожалеешь о том, что поступила столь жестоко — как я сейчас жалею о том, что не сумел отстоять наше с твоей матерью право на любовь.
Теперь он не требовал, а всего лишь взывал к моей жалости. Плечи его опустились, и он за мгновение словно постарел на несколько лет. И хотя я понимала, что эта перемена в его настроении может быть всего лишь уловкой, я действительно почувствовала жалость.
Буду ли я удовлетворена, если моя сестра окажется публично униженной, а отец станет изгоем при королевском дворе? Компенсирует ли это годы страданий моей матушки? Конечно, нет. Я знала себя слишком хорошо и понимала, что буду сожалеть потом, что отказалась им помочь. А матушка… Моя матушка нуждалась в лечении, и, если я сейчас вернусь домой ни с чем, то буду упрекать себя еще и за это.
— Пятьсот эрлонов, и я сделаю то, о чём вы просите! — от названной суммы у меня самой закружилась голова.
Этих денег хватило бы не только на то, чтобы добраться до Тулена, но и чтобы купить там дом и обзавестись хозяйством. Собственный дом, которого у нас с матушкой никогда не было. А матушка… Матушка никогда не узнает, на что ради этого мне пришлось пойти.
А что касается моей чести… Моя честь не стоила пятисот эрлонов — тем более, что речь шла о жизни самого близкого мне человека. Конечно, после того, что произойдет, я уже вряд ли смогу выйти замуж и обрести счастье рядом с любимым человеком, но замужество и прежде не прельщало меня, так стоило ли о нём сожалеть?
— Я заплачу тысячу, — с самым серьезным видом кивнул герцог. Для него это была всего лишь сделка, и он готов был заключить ее на любых условиях. — Пятьсот эрлонов я передам тебе, как только мы приедем в столицу, еще пятьсот — наутро, после того как ты вернешься из дворца.
Он снова покраснел, но на сей раз я не испытала к нему сочувствия.
— Но с чего вы решили, сударь, что сумеете обмануть принца? Даже если мы с Эльвирой похожи, то всё равно не настолько, чтобы влюбленный мужчина не сумел отличить одну от другой.
— Об этом не беспокойся, — он едва ли не впервые с тех пор, как коснулся столь щекотливой темы, поднял на меня глаза. — Главная фрейлина во дворце — моя младшая сестра Розалин, именно она будет готовить невесту к походу в опочивальню. Есть определенные традиции, которые во дворце соблюдаются неукоснительно. Спальня молодоженов будет освещена единственной свечой — чтобы как можно меньше смущать новобрачную.
— Но утром! — воскликнула я. — Утром он увидит, что я — не Эльвира!
— Он не останется в спальне до утра. Это тоже — одно из правил первой брачной ночи. Как только всё произойдет, он удалится в свои апартаменты, чтобы дать возможность молодой жене оправиться от волнения и привести себя в порядок. Тебе потребуется заменить Эльвиру всего на час, не больше.
Мне было страшно подумать о том, что случится за этот час в королевской опочивальне, и я тряхнула головой, отгоняя гнетущие мысли.
— А голос? — спохватилась я. — Если он спросит меня о чём-то, и я вынуждена буду ответить ему, он поймёт, что это — не голос моей сестры.
— Он спишет это на твое вполне понятное волнение, — возразил его светлость. — К тому же, он придет туда совсем не для того, чтобы с тобой поговорить.
Это прозвучало несколько грубовато, и мы оба смутились.
Решение было принято, и продолжать обсуждать эту тему не имело никакого смысла. Герцог поцеловал меня в щеку (мне был неприятен этот поцелуй) и удалился.
На следующий день я познакомилась со своей сестрой, но знакомство это не доставило удовольствия ни ей, ни мне. Мы обменялись несколькими вежливыми и ничего не значащими фразами и расстались. И хотя она действительно показалась мне милой и ничуть не чванливой, никакого желания продолжать наше общение у меня не было. И до самого отъезда в столицу я просидела в особняке за чтением книг и невеселыми мыслями.