Николай Матвеев
ПРИНЦЕССА НАУКИ
Повесть о жизни
О тех, кто первым ступил на неизведанные земли.
О мужественных людях-революционерах.
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремлениях
И беззаветно к цели шел своей.
Глава I
САМЫЙ ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ…
Бледная, небольшого роста женщина в скромном, без единого украшения платье стоит у доски перед настороженно замершей аудиторией. Ее маленькие, почти детские руки дрожат, и крошки мела падают на черный бархат платья, оставляя на нем белые полосы. Еще мгновенье, и затянувшаяся пауза перейдет в недоуменное молчание. Но женщина нервно глотает застрявший в горле комок, слегка прищуривает глаза и спокойно, неожиданно низким голосом произносит: — Господа, среди всех наук, открывавших человечеству путь к познанию законов природы, самая могущественная, самая важная наука — математика.
Так начала свою первую лекцию о теории уравнений в частных производных Софья Васильевна Ковалевская, приглашенная в Стокгольмский университет для чтения курса высшей математики.
Два часа пролетели незаметно, настолько увлекательно и ясно излагала она самые трудные и сухие понятия. Но никто из слушателей даже не мог представить, каких нечеловеческих усилий стоило ей это внешнее спокойствие.
«Только бы не упасть и не забыть все нужные слова», — с отчаяньем думала Софья Васильевна, покрывая формулами гладкую поверхность доски. Рука ее двигалась машинально, и в привычном начертании знаков Ковалевская черпала новые силы и уверенность. Но назойливая мысль, что вот-вот что-нибудь случится и она не выдержит напряжения, не покидала ее до конца лекции.
Как в тумане Софья Васильевна объявила, что следующее занятие состоится первого февраля. Только одобрительный гул голосов вернул ее к действительности, и она осознала, что лекция закончена. Ее поздравляли с успехом, выражали восхищение ее мастерством, а она все еще не могла понять, что все эти лестные слова относятся к ней и что она выдержала испытание.
— Эта лекция не только моя первая лекция, но и самый великий день моей жизни, — отвечала она на поздравления. — Я бесконечно признательна, что здесь, в Швеции, мне дали возможность прочитать ее, несмотря на то, что я женщина…
Софья Васильевна пожимала чьи-то руки, любезно улыбалась и, видимо, говорила что-то остроумное, так как слушатели долго не отпускали ее. Она встретилась глазами с профессором Миттаг-Леффлером и по довольному лицу своего верного друга поняла, что все идет как нельзя лучше.
Уже смеркалось, когда Ковалевская вернулась домой. Миттаг-Леффлер проводил ее до двери.
— Вот вы и дома, — тепло сказал он, — отдохните, дорогая, все прошло отлично. Я никогда не мог подумать, что вы способны так волноваться и бояться. До сих пор я считал, что вы боитесь только кошек, — пошутил он, прощаясь.
Софья Васильевна небрежно сбросила шубку, медленно подошла к заваленному бумагами письменному столу. Бесцельно переложила несколько страничек, исписанных ее твердым почерком, потом тяжело опустилась на стул. Она чувствовала себя бесконечно усталой, опустошенной — сказывалось огромное напряжение не только сегодняшнего дня, но и всех тревожных предшествующих дней.
Софья Васильевна взяла миниатюрный календарик — записную книжку в кожаном переплете с золотым обрезом и задумалась. Печальная усмешка искривила ее выразительные губы. Опустив голову, Ковалевская долго сидела, не раздеваясь, в своем парадном бархатном платье. Печальные думы вновь овладели ею, и радость победы отошла на второй план. Не так, совсем не так представляла она свой триумф, достижение заветной цели, которой она отдала свои лучшие годы. Может быть, потому, что не было сейчас рядом с ней друга, с кем можно было поделиться радостью и сомнениями, ощутить поддержку и тепло. Здесь, вдали от родины, она все время чувствовала себя одинокой, а сегодня, в ее самый главный день, это одиночество стало ощутимо до боли в сердце.
«Россия! Любимая моя Россия!.. Неужели ты никогда не признаешь меня», — с горечью думала Софья Васильевна, и непроизвольно мысли ее вернулись в тот далекий сентябрьский день 1886 года, когда она вместе с мужем, Владимиром Онуфриевичем Ковалевским, и своим дядей Петром Васильевичем шла на первую в жизни лекцию. Это была физиология, которую читал Иван Михайлович Сеченов.
Накануне Софья послала сестре в Палибино письмо, где писала: «Сеченовские лекции начинаются завтра; итак, завтра в 9 часов утра начинается моя настоящая жизнь. Ты можешь себе представить, с каким трепетом и в каком волнении я ожидаю этой важной для меня минуты. Поэтому я пишу тебе сегодня вечером, а завтра успею приписать только две строки, возвращаясь с лекции, на которую меня поведут торжественно брат, Петр Ив… и дяденька через заднюю лестницу, так что есть надежда укрыться от начальства и любопытных взглядов».
Ковалевская очень волновалась, что из этой затеи ничего не получится. Ведь если они попадутся кому-нибудь на глаза, будет скандал и все ее блестящие планы рухнут. Царское правительство с большим неодобрением относилось к «вредной затее» — стремлению женщин получить высшее образование. Когда в 1863 году несколько прогрессивных ученых попытались открыть при Мариинской женской гимназии педагогические курсы с естественно-математическим и словесным отделениями и стали там преподавать анатомию и физиологию, это начинание было встречено с возмущением. Помилуйте, невинная девушка разбирает анатомическое устройство человека (имелось в виду мужчины), изучает физиологические функции организма… На специальной конференции обсуждали, могут ли девушки изучать все разделы анатомии и физиологии. Дело дошло до того, что под угрозой закрытия курсов пришлось изъять из программы и физиологию и анатомию, так как эти разделы естественных наук посчитались безнравственными.
Из Главного совета женских средних учебных заведений в гимназии срочно разослали важный секретный циркуляр: «Вследствие появившихся в новейшее время заграничных сочинений, в которых ясно видно стремление к материализму, внимание всех начальствующих лиц должно быть обращено на то, чтобы естественные науки преподавали не иначе, как с всегдашним указанием на премудрость божью, как единственный источник блага».
Однако принятые строгие меры не помогли; несмотря на все препятствия, многие женщины и девушки продолжали стремиться получить высшее образование. Они старались использовать для этого каждый удобный случай. Когда в декабре 1867 года собрался первый Всероссийский съезд естествоиспытателей и врачей, писательница и переводчица Е. И. Конради зачитала обращение к ученым с просьбой разрешить женщинам посещать университет. Хотя съезд всячески приветствовал эту идею, практически ничего не изменилось. Тогда женщины решились на крайнюю меру — подать петицию правительству об открытии женского университета. Более четырехсот женщин подписались под этим документом, и среди них были сестры Корвин-Круковские. Но и эта просьба осталась без внимания — по мнению царского правительства, подобные занятия могли интересовать только нигилисток и безнравственных особ.
Вот поэтому Софья Васильевна, уже замужняя женщина, кралась по черному ходу университета к аудитории, где должен был читать лекцию Сеченов. Ей и ее спутникам удалось пройти незамеченными, но у молодой женщины бешено билось сердце, и коридор, ведущий к спасительной двери в аудиторию, казался бесконечно длинным.
Ковалевская с разгоревшимися щеками слушала Сеченова, запоминая каждое его слово, и не заметила, как пролетело время. Пришла домой и сразу села писать конспект лекции, пока все было свежо в памяти. Время от времени она отрывалась от записей и задавала вопросы мужу, и тот обстоятельно объяснял ей непонятное.