— Одного иностранца, — ответил он. — Из Лохенберга.
Чашка выскользнула из рук миссис Тернер и вдребезги разбилась. Чай разлился повсюду, а ее лицо побелело как полотно.
Майкл, схватив тряпку, промокнул разлитый чай и собрал осколки чашки.
— Все в порядке. Я об этом позабочусь.
Но когда он посмотрел в серые глаза миссис Тернер, то увидел там неприкрытый страх.
— Кто… кто это был?
— Граф фон Рейшор, — ответил он. — Посол, я полагаю, но это пустяки.
Майкл и словом не упомянул о невероятном заявлении того человека, но миссис Тернер, побледнев схватила его за руку:
— Нет, о нет.
— В чем дело?
Майкл пристально посмотрел в ее серебряные глаза, удивляясь, почему упоминание о Лохенберге так ее напугало.
Ни один из них никогда прежде не покидал Англию.
Через несколько минут лицо миссис Тернер стало отстраненным. Она зашептала себе под нос что-то о свое сыночке Генри, словно тот был еще малышом и неровными шажками ковылял ей навстречу.
Сейчас бесполезно было расспрашивать ее о чем-либо. Ее снова охватило безумие.
Ханна не имела понятия, что следует носить погубленной женщине, но была уверена, что платье должно быть кремового цвета. Этим утром Кристин Честерфилд осмотрела каждый дюйм наряда своей дочери, волнуясь из-за пустяков, словно готовилась к встрече с самой королевой.
— А теперь запомни, — предупреждала ее мать, — веди себя безукоризненно. Сделай вид, что вчера ночью ничего не произошло.
Нет, кое-что произошло! — хотела она возразить, но изобразила послушание.
— Да, мама.
Кристин протянула руку и поправила шпильку в ее волосах.
— Ты прочла мой список?
— Конечно.
Ханна подала полоску бумаги, ее мать нашла перо и поспешно нацарапала свои указания.
— Я внесла изменения на сегодняшний вечер. За ужином ты должна быть в белом шелковом платье с вышивкой розами и с жемчугом. Эстель уложит тебе волосы, и ты должна быть здесь к восьми часам.
Мать вручила ей новый список.
— Я велела Маннингу не подавать тебе бланманже или пудинг. И никакого вина. Ты и так съедаешь гораздо больше, чем следует, моя дорогая. Эстель говорит мне, что твоя талия стала на полдюйма больше, чем ей следует быть.
В горле у нее встал комок, но Ханна ничего не сказала. Она уставилась на список, прожигая его взглядом. Никогда прежде она не сомневалась в приказах своей матери. Значит, ей нельзя сладостей, потому что Кристин хочет, чтобы у нее была идеальная фигура. Это не любовь, а контроль.
Но Ханна чувствовала себя связанной невидимыми путами, из которых она желала вырваться на свободу. Ее мать была обеспокоена размером ее талии, когда все ее будущее поставлено с ног на голову? Это казалось смешным.
С каждой проходящей минутой беспокойство, Ханны возрастало.
— Мама, честное слово, я не в состоянии принимать гостей. Я лучше пережду несколько дней.
— Ты сделаешь, как тебе говорят, Ханна. Чем быстрее ты выйдешь замуж, тем скорее забудешь этот ночной кошмар.
Мать встала и проводила ее в гостиную.
— А теперь жди тут, пока не прибудет лорд Белгрейв. Он сказал твоему отцу, что приедет в два часа.
Ханна поняла, что с таким же успехом могла бы говорить с каменной стеной. В своем воображении она представила, как родители приковывают ее ногу к церковной скамье, рот затыкают носовым платком и в таком виде венчают с Белгрейвом.
По крайней мере, у нее есть час до того, как начнется реальная пытка.
Хорошо, она встретится с лордом Белгрейвом и выскажет ему все, что о нем думает. Не исключено, что он откажется от своих планов.
Отец стоял у камина, держа в руке карманные часы. Разочарование и печаль покрывали его черты, когда он клал часы в карман жилета. Он прошел к дивану и уселся, сложив руки на коленях.
Ханна подошла, села возле отца, протянула руку, и он взял ее в свою. Гнев никогда не даст ей победить в битве с отцом. Но пунктик о послушании был его слабым местом.
— Я знаю, что ты пытаешься защитить меня, — сказала Ханна ласково, — я знаю, что ты хочешь, чтобы у меня был кто-то, кто позаботится обо мне.
Его серые глаза предвещали бурю, но он слушал ее.
— Умоляю тебя, папа, не заставляй меня выходить за лорда Белгрейва, — попросила она. — Даже если он расскажет всем об этой ночи.
Рука отца сжала ее пальцы.
— Я не могу позволить марать наше имя просто из-за того, что ты однажды ночью потеряла благоразумие.
Ханна убрала руку:
— В таком случае ни за кого не выйду замуж. — Затем встала перед отцом и добавила: — Тем более за барона Белгрейва.