— Отец! — воскликнула Элла.
В этом возгласе было всё — возмущение, гнев, упрёк… Гор с улыбкой вспомнил свою дочь совсем малышкой, рассерженно переворачивающей тарелку с нелюбимой кашей прямо на платье служанки. Характер у девочки никогда не был ангельским.
— Я ни за что не выйду замуж за Димарико! — Элла сжала пальцы в кулаки и принялась отступать к двери. — Он похож на жабу!
В некотором смущении Гор потеребил бороду.
— Возможно, он и не слишком красив… — Правитель откашлялся, но быстро сумел совладать с ситуацией. — Но разве внешняя красота — главное в мужчине? Он надёжный человек, который сможет стать примерным семьянином, мужем и отцом.
— Каким мужем? Каким отцом? — лицо Эллы побагровело от ярости. — Ты хочешь запереть меня в четырёх стенах, привязать к мужу и детям? Этому никогда не бывать!
— Элла, тебе давно пора остепениться! Не дело это для молодой девушки — целыми днями носиться на полудикой лошади, с риском сломать себе шею.
— Что за бред? — Элла завопила так, что у Правителя зазвенело в ушах. — Гром мой! Я его оседлала, и никто не заберёт его у меня!
Гораций поморщился. Боль вернулась и накатила с новой силой. Он чувствовал эту алую горячую волну, застилающую глаза пеленой.
— Успокойся, Элла! Никто не собирается забирать у тебя Грома. Но ты должна подумать о будущем — о своём будущем, и будущем государства.
Элла замерла с широко раскрытыми глазами. Только что до неё дошла вторая причина, по которой отец так настойчиво пытается поскорей выдать её замуж. И эта причина нравилась ей ещё меньше первой.
— Тебе нет нужды беспокоиться за страну, отец, — сухо сказала она. — Мы с Алексом прекрасно справимся с правлением и без помощи этой лягушки.
— Элла!..
Девушка вскинула подбородок и сдвинула брови. О, Духи, какая же упрямица! В глубине души Гораций испытал некое сочувствие к её будущему супругу, кому бы ни довелось им стать.
— Ты хочешь моей смерти да, отец? Ты хочешь увидеть свою дочь в гробу раньше, чем ляжешь в него сам?
Сие, конечно, было уже слишком, и Принцесса прекрасно это понимала. Как и то, что её слова больно ранили отца в самое сердце. Должно быть, уже к вечеру она будет горько за них раскаиваться и ненавидеть себя, но отступить сейчас — значит, поставить крест на всем своем будущем. А этого Элла делать не собиралась — ни ради отца, ни ради даже всего Побережья.
— Довольно, Элла!
Гор схватился за грудь, борясь с алой пеленой в глазах. Меньше всего ему хотелось сейчас что-либо приказывать своей дочери. Но другого выхода у него не было.
— Мне надоели твои крики, — голос его стал строгим, в нём послышалась сталь, и Элла знала, что именно таким голосом он отдавал команды своим солдатам во время боя. Знала, хотя ей самой ни разу не приходилось участвовать в тех боях. Может быть, болезнь могла сломать тело Правителя, но не его дух.
— Ты моя дочь, и будешь слушаться меня, до тех пор, покуда я ещё жив. Господин Бельский с семьёй в скором времени прибудут во дворец. А ты немедленно отправляйся в распоряжение госпожи Эрминии. С третьим ударом городского колокола ты должна быть здесь, в этом зале, одетая и причёсанная по всем правилам этикета.
Элла не шевельнулась. Ни один мускул не дрогнул на юном прекрасном лице, лишь щёки, пылающие теперь огнём, да глаза, метавшие молнии, выдавали её состоянии.
— Ты хорошо расслышала меня, моя дочь?
— Да, мой господин! — отчеканила Элла.
Горацию вдруг стало, безумно жаль её. Маленькая девочка, не знавшая материнской ласки, выросшая в смутное время среди грубых и неотёсанных солдафонов. Кого винить в том, что она стала такой? Но Правитель успокаивал себя мыслями, что всё делается ради её блага, и когда-нибудь Элла поймёт, что её старый отец был прав.
— Я могу идти?
— Элла…
Элла внимательно смотрела на отца, не мигая и не отводя глаз. "Не надо меня гипнотизировать", — говорил ей в таких случаях Алекс. Правитель таких слов не знал.
Гор тоже смотрел в глаза дочери, и если в её глазах были лишь злость и упрямство, то в его — печаль и озабоченность. Он хотел сказать ещё очень многое. О том, как он любит, как беспокоится о ней, как болит его сердце от тягостных раздумий о её будущем, в котором она останется одна, без его поддержки. Но… Гораций был суровым воином, всегда с трудом подбирал красивые слова для выражения чувств, а, наткнувшись на непробиваемо-твёрдый взгляд двух синих кристаллов, и вовсе растерялся и позабыл их все.
— Иди, — слабо махнул он рукой.
Не говоря больше ни слова, Элла развернулась на каблуках и стремглав вылетела из зала. При этом она с такой силой распахнула двери что, не успевшие отскочить служанки (разумеется, во время их разговора с отцом они облепили дверь с другой стороны и подслушивали), разлетелись в разные стороны.