Марси шепотом рассказала мне, что слышала от слуг, как вторая жена отца, которая была родом из одной соседней страны, каждый день бьет и щиплет своих служанок. Одна из них, пакистанка, даже получила сотрясение мозга, когда хозяйка столкнула ее с лестницы. Ее обвинили в нерасторопности, медлительности, и, когда бедная девушка, торопясь куда-то с корзиной грязного белья, нечаянно налетела на хозяйку, та разъярилась и сильно толкнула ее. Девушка лежала на полу и стонала, а хозяйка подбежала и стала пинать ее ногами. Служанка потеряла сознание, и ее пришлось везти к доктору. Впрочем, она так до конца и не оправилась, и с тех пор у нее тряслась голова, и она все время беспричинно хихикала.
По приказу жены отца дворцовый доктор оформил бумагу, в которой написал, что девушка упала и получила сотрясение мозга. После поправки девушка должна была отправиться домой, в Пакистан. Ей отказались выплатить двухмесячное жалование и отправили к родителям со смехотворной суммой в 50 риалов (15 долларов).
Марси не могла понять, чему я так удивляюсь. Она сказала, что в нашей стране большинство служанок вынуждены терпеть подобное обращение. Наша вилла была одним из редких исключений. Я сказала Марси, что мне не раз приходилось бывать в домах моих подруг' и, хотя там, действительно, не обращали никакого внимания на прислугу, я ни разу не видела, чтобы кого-то били. Некоторые из моих знакомых оскорбляли прислугу, но не поднимали на слуг руку.
Марси устало вздохнула и сказала, что физическое насилие, так же, как и сексуальное, тщательно скрывается от посторонних глаз. Она напомнила мне, что я живу совсем недалеко от дворца, где множество молоденьких девушек подвергаются ежедневному насилию. Она мягко посоветовала мне быть повнимательней и понаблюдать, как в пашей стране обращаются с женщинами-иностранками.
Со временем Марси стала доверять мне и в один прекрасный день решилась рассказать всю правду о своей подруге Мадлен. Я помню наш разговор и се простое, бесхитростное лицо так же ясно, как будто это было вчера.
– Мадам, – сказала она, – я хочу рассказать вам о своей близкой подруге, Мадлен. Вы принцесса, и кто знает, может, когда-нибудь наступит день, и вы сможете помочь нам, бедным филиппинским женщинам.
Я тогда, скучая, сидела все утро одна в своей комнате и была рада поговорить хоть с кем-нибудь, даже со служанкой. Я поудобнее устроилась на своей постели, а Марси подложила мне под спину подушки.
Я сказала ей:
– Прежде, чем ты начнешь свой рассказ, принеси мне вазу с фруктами и стакан лабана[5]. Когда она вернулась с фруктами и прохладным напитком, я вытянула ноги и попросила ее помассировать их, пока она будет рассказывать.
Теперь, оглядываясь назад, я чувствую стыд за свой детский эгоизм. Мне было интересно услышать рассказ о чьей-то трагической истории, в то время как я сама находилась в безопасности и все мои желания были выполнены! Теперь, став старше и умнее, я с сожалением констатирую, что переняла многие обычаи, свойственные саудовцам. Впрочем, я не знаю ни одного саудовца, который интересовался бы жизнью слуг. Никому пет дела до их семей, до их желаний и нужд. Люди из стран третьего мира приезжают в Саудовскую Аравию, чтобы служить саудовцам, и ничего более. Даже моя мать, которая была доброй и участливой женщиной, редко интересовалась проблемами слуг. Впрочем, у псе по было па это времени, так как па ней лежало все хозяйство, да плюс к этому надо было угождать требовательному отцу. Что касается меня, то мне нечем оправдать своего равнодушия. Для меня в течение долгого времени слуги тоже были всего лишь роботами, созданными для моего удобства. А слуги считали меня доброй, только потому, что я хоть изредка, но спрашивала у них, как дела! Нелегко признать свой эгоизм, когда сам считаешь себя чувствительным человеком. С невозмутимым лицом Марси принялась массировать мне ноги и рассказывать свою историю.
– Мэм, прежде чем я уехала с Филиппин, я попросила того ливанца дать мне адрес работодателя Мадлен. Он долго отказывался, мол, это не разрешено. Я обманула его, мэм, ска-зав, что мать Мадлен просила меня передать ей кое-какие вещи. Я долго упрашивала его, и наконец он дал мне номер телефона и сказал, в каком районе Эр-Рияда находится место работы Мадлен.
– Она работает у принца?
– Нет, мэм. Ее хозяин живет в районе, который называется Аль Малаз, это в получасе езды отсюда.
Наш дворец располагается в районе Аль Насирийя, престижном месте, где обитает большинство членов королевской семьи. Это самый богатый район Эр-Рияда. В районе Аль Малаз я однажды была несколько лет тому назад и помнила, что там много красивых вилл и дворцов, в которых, судя по всему, жили богатые бизнесмены.
Я знала, что Марси запрещено покидать виллу, за исключением специальных ежемесячных поездок за покупками, организуемых Омаром для прислуги. Наши слуги, как и повсюду в Саудовской Аравии, работали семь дней в неделю, пятьдесят две педели в году, и я недоумевала, как Марси умудрялась ускользнуть из дому, чтобы навестить свою подругу.
Я спросила ее:
– Марси, как тебе удается ездить в Аль Малаз?
Она помедлила и ответила:
– Мэм, вы знаете Антуана, шофера-филиппинца?
У пас было четыре шофера – два египтянина и два филиппинца. Меня возил Омар или второй египтянин. Филиппинцы обычно ездили за покупками.
– Антуан? Это тот молодой шофер, который всегда улыбается?
– Да, мэм, это он. Мы с ним встречаемся, и он согласился помочь мне найти подругу.
– Марси! У тебя есть возлюбленный! – Я рассмеялась. – А как же Омар? Он ведь следит за всей прислугой. Как ты умудрилась сделать это так, что он не заметил?
– Мы подождали, пока Омар со всей семьей поедет в Эт-Таиф, и только тогда решились исполнить наш план. – Марси улыбнулась, увидев мое довольное лицо. Она знала, что ничто не порадует меня так, как любой обман мужчин в пашем доме. – Сначала я позвонила по телефонному номеру который дал мне ливанец па Филиппинах. Я сказала, что у меня письмо от матери Мадлен. После долгих переговоров мне описали виллу и сказали, где она находится. Антуаи поехал туда и нашел этот дом. Там он передал письмо для Мадлен. Письмо у Антуана взял какой-то йеменец. Прошло две недели, и Мадлен позвонила мне по телефону. Я едва могла слышать подругу, так как она говорила шепотом из боязни, что кто-нибудь узнает, что она воспользовалась телефоном… Она сказала мне, что находится в крайне тяжелом положении и попросила о помощи. По телефону мы договорились, что делать.
Я остановила Марси, сказав, что не надо больше массировать мои ноги, поджала их под себя и с нетерпением ждала продолжения рассказа. Я понимала, как они с Мадлен рисковали, и мой интерес к смелой филиппинке возрастал с каждой минутой. Она спокойно продолжала:
– Прошло два месяца. Мы были уверены, что летом у нас появится возможность встретиться. Единственно, мы опасались, что хозяин Мадлен возьмет ее с собой в Европу. К нашему счастью, он велел ей оставаться в Эр-Рияде. Когда вся ваша семья вместе с Омаром уехала из города, я спряталась па заднем сиденье автомобиля, и Антуан отвез меня к Мадлен.
Голос Марси дрожал, когда она заговорила вновь.
– Я сидела в машине, а Антуан позвонил в двери виллы. Я была удивлена, увидев, в каком запустении находится вилла: краска облупилась, ворота заржавели, чахлая зелень по желтела от недостатка влаги. Сразу было видно, что это нехорошее место. Я подумала, что моя подруга в опасности, раз она работает в таком доме.
Я почувствовала беспокойство еще до того, как меня пустили внутрь. Антуан позвонил три или четыре раза, прежде чем за воротами послышалось какое-то шевеление. Все было именно так, как описывала Мадлен. Старый йеменец, одетый в потрепанный халат, открыл ворота. У пего был сонный вид, а на уродливом лице гримаса явного недовольства. По-видимому, мы разбудили его.
Мы с Антуаном были напутаны, и голос моего друга дрожал, когда он спросил, нельзя ли поговорить с мисс Мадлен. Йеменец едва понимал по-английски, а Антуан плохо, знает арабский. Наконец они кое-как поняли друг друга, и йеменец сказал, чтобы мы убирались прочь. Он махнул рукой и принялся закрывать ворота, когда я выскочила из машины и разрыдалась. Сквозь слезы я сказала ему, что Мадлен – моя сестра, а я только что приехала в Эр-Рияд и работаю в доме одного из принцев. Я думала, что это испугает его, но он и глазом не моргнул. Я махала перед его носом конвертом с письмом, которое недавно получила из дому, и говорила, что наша мать смертельно больна и что мне надо хоть несколькими словами перекинуться с Мадлен, чтобы передать ей последний привет от матери.