Мадлен была удивлена, когда красотка попросила ее покрутиться, чтобы она могла рассмотреть ее фигуру. Затем она уперла руки в бока и сказала, что на вкус хозяина Мадлен худовата, но может, ею заинтересуется кто-нибудь из сыновей. Мадлен не придала значения ее словам и продолжала выполнять домашнюю работу.
Прошло четыре дня, и из Мекки вернулись хозяева. Мадлен сразу поняла, что они не принадлежат к высшему обществу, а вскоре их поведение утвердило ее в этом мнении. По-видимому, богатство свалилось на них неожиданно. Они были совершенно необразованны и не знали ничего, кроме Корана, которым пользовались так, как им удобно.
Глава семьи считал, что раз Коран называет женщину вторичной по отношению к мужчине, значит, с ней надо обращаться, как с рабыней. Любую женщину, которая не была мусульманкой, он считал проституткой. Никакого значения не имел тот факт, что отец вместе со своими двумя сыновьями четыре раза в год ездил в Таиланд, чтобы посетить тамошние бордели и купить сексуальные услуги молодых и красивых тайских женщин. Эти люди считали, что если некоторые восточные женщины продаются, то значит любая, не исповедующая ислам, наверняка продажна. Когда семья нанимала служапку-шюстранку, то считалось, что с пей можно обращаться, как с домашним животным.
От матери семейства Мадлен сразу же узнала, что ее наняли для оказания сексуальных услуг двоим сыновьям-подросткам. Она сказала, что Мадлен должна обслуживать Базеля и фариса через день. Мать не обратила никакого внимания на ужас и отчаяние, охватившее Мадлен.
К удивлению красотки-служанки, Мадлен сразу же понравилась отцу, и он сказал сыновьям, что они смогут спать с новой служанкой, как только он вдоволь насладится ею.
Я сглотнула комок, подступивший к горлу и затаила дыхание, понимая, о чем сейчас расскажет мне Марси. Я не хотела слышать этого.
– Госпожа, – всхлипывая, продолжала Марси, – в первый же день после возвращения отец семейства изнасиловал Мадлен! Но это было только начало, так как он решил, что Мадлен ему правится и продолжал насиловать ее каждый день без перерыва!
– Но почему же она не убежала оттуда?
– Мэм, она пыталась, даже просила других слуг помочь ей. Повариха со служанкой отказались, так как боялись потерять место и лишиться жалования. Что же касается красотки, то она возненавидела Мадлен, так как считала, что именно из-за нее хозяин не подарил ей золотую цепочку. Жена хозяина и старуха, которая встречала ее, не хотели ничего слышать. Они говорили, что Мадлен наняли, чтобы доставлять удовольствие мужчинам.
– Я бы выскочила в окно и убежала!
– Она много раз пыталась убежать, но ее каждый раз ловили и приказали всем в доме присматривать за ней. Однажды, когда все в доме спали, она выбросила па улицу записку с просьбой о помощи. Соседи отдали записку ее хозяевам, и Мадлен была – жестоко избита.
– Что же случилось после того, как ты нашла ее?
Марси погрустнела и продолжала:
– Я пыталась помочь ей, даже звонила в наше посольство в Джидде. Человек, который ответил мне, сказал, что они получают много таких сообщений, но не в силах ничего сделать. Наша страна во многом зависит от саудовских денег, и правительство не хочет портить отношения с вашей страной. Антуан поговорил с некоторыми из своих приятелей-шоферов, и они сказали ему, что в полицию обращаться пет смысла, так как она поверит ее хозяевам, а для самой Мадлен положение только ухудшится.
– Марси! – воскликнула я. – Что же может быть хуже?
– Ничего, мэм. Ничего! Я не знала, что же нам делать. Антуан испугался и сказал, что мы сделали все, что в наших силах. В конце концов я написала матери Мадлен и обо всем ей рассказала. Она поехала в Манилу в агентство по найму, но там ей сказали, чтобы она убиралась. Тогда она пошла к мэру нашего города, по он сказал, что ничего не может сделать. Никто не хотел заниматься этим.
– Где же теперь твоя подруга?
– Я получила от нее письмо месяц назад и была рада узнать, что ее двухгодичный контракт закончился и она уехала домой. На ее место приехали двое совсем молоденьких филиппинок. Можете себе представить, мэм, Мадлен написала, что сердита на меня. Она считает, что я не попыталась ей помочь!
Поверьте, я сделала все, что могла. Я написала Мадлен об этом, но так и не получила ответа.
Не зная, что сказать, я смотрела на Марси, чувствуя стыд за свою страну и ее жителей.
Наконец Марси нарушила молчание и сказала:
– Вот, мэм, что случилось с моей подругой в вашей стране.
Я видела, что Марси глубоко переживает происшедшее с Мадлен. Жалость охватила меня – как еще можно реагировать на такой рассказ? Чувствуя стыд за мужчин нашей страны, я не могла больше чувствовать свое превосходство над этой бедной девушкой, у которой хватило смелости попытаться спасти свою подругу, рискуя при этом не только своим местом, но, может, и свободой. Я зарылась лицом в подушку и, махнув рукой, отослала ее. Много дней я ходила под впечатлением от рассказа Марси и размышляла о том, почему же в нашей стране так тяжело живется как иностранцам, так и самим саудовцам.
Сколько еще в Саудовской Аравии таких Мадлен, которым некуда обратиться, которых унижают и насилуют, которым отказывают в праве на то, чтобы распоряжаться собственной жизнью? Да и на Филиппинах, решила я, мужчины не лучше, чем у нас, в Саудовской Аравии, потому что из соображений выгоды и личного спокойствия отмахиваются от того факта, что гражданок их страны используют в качестве сексуальных рабынь.
Прошло некоторое время, и я стала всем своим подругам рассказывать о судьбе Мадлен и ей подобных, чтобы пробудить в них сочувствие к прислуге, заставить увидеть в тех, кто обслуживает, людей, а не роботов, созданных для их удобства. Я не могла смириться с тем, что мужчины моей страны с пренебрежением относятся к любой женщине, какого бы происхождения она ни была. Я стала собирать факты, подтверждающие мое мнение.
Так я узнала об индийской девушке Шакунтале, которую собственный отец продал в возрасте тринадцати лет за сумму в 600 саудовских риалов (170 долларов). Днем она работала, а по ночам ее заставляли удовлетворять сексуальные прихоти хозяев дома. Но Шакунтале было еще хуже, чем Мадлен, потому что она была куплена, и у нее не было Надежды когда-нибудь вернуться домой. Она была не более чем собственностью своих мучителей.
Я с ужасом услышала, как одна мать со смехом рассказывала о том, в каком состоянии была ее служанка из Таиланда, после того как была изнасилована ее сыном. Она сказала, что ее сын нуждался в женщине, а поскольку саудовки недоступны, то ему пришлось воспользоваться тайкой. Этим женщинам все равно, с кем ложиться в постель, уверенно заявила она. Мальчики – короли в глазах своих матерей, и им позволяется все.
Я не удержалась и спросила Али, зачем они с отцом три раза в год ездят в Таиланд и па Филиппины. Он нахмурился и сказал, что это не мое дело. Но я знала ответ, так как многие отцы и сыновья в моей стране знают дорогу в прекрасные, цветущие страны, в которых люди готовы продать своих женщин любой твари, согласной платить.
Я обнаружила, что мало знаю о мужчинах и их сексуальных аппетитах. На поверхности виднеется лишь маленькая часть айсберга. За фасадом благопристойности творятся вещи, о которых мужчины предпочитают не говорить – они делают их.
Впервые за свою жизнь я поняла, что перед представительницами нашего пола стоит неразрешимая проблема. Мечта о равенстве женщин не может осуществиться в полной мере, потому что мужчины во всем мире более всего озабочены тем, чтобы получать удовольствия, а это они предпочитают делать за наш счет. Мы, женщины, не более чем вассалы, а стены наших тюрем исключают всякую возможность разрушить их. Болезнь, которой болен мир, заложена в самой сперме мужчин, смертельная, неизлечимая болезнь, жертвой которой всегда является женщина.
Собственность на мое тело вскоре должна была перейти из рук моего отца в руки незнакомца, которого мне придется называть своим мужем, так как отец сказал мне, что я выйду замуж через три месяца после того, как мне исполнится шестнадцать. Я уже чувствовала, как меня опутывают цепи ненавистных обычаев; мне оставалось наслаждаться подобием свободы еще шесть месяцев. Я ждала своей судьбы с чувством безысходности, словно бабочка, попавшая в паутину, сплетенную пауком, которого она никогда не видела.