— Кажется, я знаю, что нужно делать, — сказала я и обвела взглядом затрапезный номер третьесортной гостиницы на Монмартре.
— Что? — дружно уставились на меня Димыч, Зеленоволосый и Мэн, которые до самой этой минуты продолжали без устали делить умозрительные деньги умозрительных налогоплательщиков.
— Я знаю, что нужно делать!
Налогоплательщикам не было покоя и назавтра. Пока мы встречали самолет из Москвы в аэропорту Орли, Мэн поминал их всуе по поводу и без повода.
— А не заткнулся бы ты, — по-дружески посоветовал ему Димыч, настроенный не то чтобы очень благодушно после ночи, которую мы провели в засаде в Нейи… Как там его… Короче, у дома Нэлкиной подружки Бриджит. Зеленоволосый, кстати говоря, и сейчас там околачивался. На всякий случай. И это было наше общее решение, не снимать наблюдения, прежде чем все окончательно не прояснится.
— Это я на тот случай, если из этой затеи ничего не выйдет… — зудел — не унимался Мэн.
— Но раз твой хозяин такой совестливый, то чего б ему из своего кармана все не оплатить? — лениво огрызнулся Димыч и демонстративно отвернулся в другую сторону.
Я последовала его примеру, потому что зануда Мэн уже и меня пронял до печенок. Тогда-то я и заметила эту красотку. Прямо-таки с глянцевой обложки, только что без подписи. Не идет, а парит, а вслед за нею, волнами, запахи дорогих французских бутиков и два крепких молодца с объемистыми кожаными чемоданами.
— Смотри, — шепнула я Димычу, — наверняка любимая жена нефтяного шейха.
— Где-где? — завертел он головой, а красотка с глянцевой обложки вдруг резко изменила курс и пошла прямо на нас. Я подумала, может, она слепая, и потянула Димыча за рукав, чтобы его не зашибли чемоданами, а он не только не сдвинулся с места, но и разыграл целый спектакль. Всплеснул руками, закатил глаза и томно, как герой-любовник чугуновского театра драмы и комедии имени Луначарского, промычал:
— Б-батюшки, кого мы видим!
— И ты здесь, паяц! — фыркнула на чистейшем русском языке любимая жена нефтяного шейха и, надменно измерив меня взглядом с ног до головы, самым хамским образом осведомилась: — А эта шмара, так понимаю, с тобой? Помоложе, что ли, найти не мог?
— Вот, Надюха, прошу любить и жаловать, — осклабился Димыч. — Это Светик. Милая девочка, но с большими пробелами в воспитании.
Я хотела было обидеться за шмару, но для начала поинтересовалась у Димыча, уж не та ли это самая сестрица с фондюшницей.
— Она, она, — радостно закивал Димыч. — Она же сестрица. Она же мамочка.
— Как это? — Я присмотрелась к Светику повнимательнее и пришла к выводу, что для Димычевой мамочки она слишком юная. А там, может, она и подтяжку сделала, кто ее знает, хотя рот у нее вроде не до ушей.
— В смысле мачеха. — У Димыча было на редкость игривое настроение. — Но поскольку разница в возрасте у нас небольшая, она всегда просила, чтобы я называл ее сестренкой. Да, Светик?
Светик только поджала губки, а Димыч продолжил свои невиданные откровения:
— Мой папочка, когда забогател в начале девяностых, не придумал ничего лучше, как завести себе молодую жену, — сообщил он между прочим. — Ну и красивую, само собой. Впрочем, не он первый, не он последний. А меня сплавил за границу, якобы учиться. Чтоб, значит, не мешал его новому счастью. Потом папочка скоропостижно скончался, а безутешная вдова вышла замуж во второй раз. За одного Чугунного короля. Хотя, казалось бы, зачем, когда свои капиталы девать некуда? Но нет, деньги, как известно, к деньгам, и напрасно, напрасно вздыхал по ней добрый Федор Иваныч…
— Боже, сколько патетики! — усмехнулась Светик, а на меня нашло очередное прозрение. Вот в чем, вернее, в ком, оказывается, причина есенинской грусти Федор Иваныча!
— И далеко собралась наша Чугунная королева? Не иначе развеяться? — Димыч покосился на Светиковы чемоданы. — А как же траур по супругу? Он же тебе целую империю оставил. И не какую-нибудь, а чугунную!
— И оставил, а тебе-то что, завидно? — Голубенькие глазки Светика потемнели, как небо перед грозой. — Ты же никогда не имел вкуса к деньгам. Ты же всегда был придурком и… — Кем еще в понимании Светика был Димыч, я, к сожалению, так и не узнала, потому что Чугунная королева неожиданно запнулась на полуслове и застыла, уставившись в одну точку, и мертвенно побледнела.
— Что это с ней? — спросила я у Димыча, но он только покрутил пальцем у виска. И тут я поняла, куда она смотрела. На Лили и Софу, которые, оказывается, не только уже прилетели, но и проходили паспортный контроль. Бок о бок и обе с понурым видом.