Потом уже, когда всем окончательно захорошело, Бородавка на подбородке полезла к тетке-челночнице с советами:
— Мань, а построй ты здесь такое… Ну, как в «Санта-Барбаре».
— Нет, лучше как в «Диком ангеле», — перебила товарку Бородавка на носу.
— Не боитесь, девки, все будет охренительно. Тут арка, тут башенка, тут бассейн с фонтаном, а вон там — Маня толстым пальцем указала на младую поросль застенчивых березок — сауна. Будете приезжать ко мне париться. Вона сколько веников можно наломать.
— А разве в сауне веники нужны? — робко поинтересовалась я.
Но Маня вопрос мой проигнорировала, а Софа осторожно тронула меня за локоть и предложила прогуляться к речке.
— Не обращай ты на нее внимания, — порекомендовала она мне, когда мы уединились в достаточной степени. — Маня — дура непролазная.
Подумаешь, открыла Америку. Да это у нее на лбу написано, каллиграфическим почерком. Маня — большая дура с большими деньгами. По крайней мере, на ползаповедника хватило. И сможет смело претендовать на звание заповедной дуры, когда на месте березовой рощи отгрохает себе трехэтажный сарай с башенками.
— Ты же понимаешь, положение обязывает. Существуют законы респектабельности, которые приходится свято чтить. Буквально как Уголовный кодекс. — Непринужденные Софины разглагольствования неопровержимо свидетельствовали о том, что она пребывает под нужным градусом. Это когда в мыслях уже легкость необыкновенная, а язык еще поворачивается. — Не поверишь, я как в путах! Прямо обстоятельства непреодолимой силы! Вот тебе пример, если не понимаешь. Фигуральный. Допустим, кто-то может носить кеды, а я нет. Спроси, почему?
— Почему? — тупо повторила я за ней, краем глаза следя за Асланом.
— А потому что в кругах, в которых я вращаюсь, кеды носить не принято! — торжественно открыла мне Америку Софа. — НЕ ПРИ-НЯ-ТО!
— А тебе что, очень хочется? — уточнила я. Есть у меня такая вредная привычка: во всем доходить до сути. Даже если ее, этой сути, и нету.
— Чего? — усиленно заморгала Софа.
— Ну чего-чего, в кедах ходить? — напомнила я забывчивой Софе.
— Да нет, в принципе, — пожала она плечами, — это вообще не мой стиль. И потом, при моей комплекции без каблуков… Да я как тумбочка буду!
— Та-ак… — Я почесала шишку на затылке. — А Маня-то здесь при чем? Какая связь между ней и кедами?
— Связь? Какая связь? — Софа наморщила лоб. — И вообще, что ты меня путаешь? Это же все в переносном смысле. Для примера. Я хотела сказать… Кстати, а что я хотела сказать?..
— Ты хотела сказать, что не можешь носить кеды, потому что в твоих кругах это не принято, — пришла я ей на помощь. — Одного только и не пойму, из-за чего тут убиваться, если у тебя и желания к ним особого-то нет?
А Софа возьми и разозлись, да еще как!
— Ты дура или прикидываешься? Я же тебе законы респектабельности втолковывала! С иллюстрациями! — спустила она на меня собак. — Кеды я носить не могу, а с Маней общаться обязана. Будь она хоть трижды тупая, как печная заслонка!
— Все, все, дошло наконец, уж прости ты меня, глупую чугуновскую корову, — преданно завиляла я перед Софой хвостом, при том что по большому историческому счету она сама же меня и запутала своими ненаучными силлогизмами. Ну зачем, спрашивается, она эти кеды дурацкие приплела? Чтобы я ее пожалела, так надо понимать? Дескать, бедная она, несчастная, под гнетом респектабельности не может уже и по-простому, рабоче-крестьянскому, в кедах по майдану прошвырнуться?
А впрочем, хрен с ними, с кедами. И с Маней тоже хрен. Мне о себе подумать надо. И поделиться с Софой наболевшим, пока неотступный Аслан не приковылял. И пока сама Софа относительно трезвая.
— Слушай, Софа, сейчас я скажу тебе что-то очень важное, — выпалила я на одном дыхании, краем глаза наблюдая за происходящим на опушке, а оттуда уже вовсю неслись задушевные песни про Владимирский централ. — Ты только меня не перебивай, ладно? — И я спешным порядком выложила ей свою историю про Катьку с ее младенцем из пробирки, про Инессу, про Плейбоя, ну, про все. Сначала конспективно. Не без оснований опасаясь внезапного появления Аслана. А потом уже самую малость разнообразила сухое повествование кое-какими цветистыми подробностями.
Софа слегка изменилась в лице и посмотрела на меня так, как будто увидела в первый раз.
— Ну, — поторопила я ее, — как ты считаешь, что мне делать?
— Мне нужно подумать, — объявила Софа, задумчиво покусывая сорванную на пока еще заповедных лугах травинку, и пошла навстречу бдительному Аслану, уже топающему в нашу сторону. Как же, как же, оставил любимое тело без присмотра! На полпути, правда, она притормозила. — Как, ты говоришь, фамилия этой Катьки? Пяткина?