С ним в каюте было двое мужчин. Они сначала молча сидели на кроватях, но потом начали осторожно переговариваться на арабском языке. Короткие тихие предложения постепенно перешли в оживленный разговор, и когда тон разговора начал повышаться настолько, что стал раздражать Джомни, он не подал виду. Его немного спасало то, что арабский он знал хуже других языков, и беглая арабская речь не мешала мыслям расслабляться. А подумать ему было о чём.
Джомни размышлял о том, как сильно меняется мир, по мере отдаления от его родного края, как быстро Средиземное море размыло своими солеными брызгами все его планы. Он ещё даже не успел их составить а они уже рухнули. Мысль об этом заставила Джомни улыбнуться, злорадствуя над собственной жизнью. Возможно, уже теперь и не его жизнью, и уж никак не собственной. Однако, ничего толком то и не поменялось. Он всё также был в замкнутом пространстве, под безграничной властью вождя, и в поле зрения соблазнительной девушки, явно имевшей на него недобрые планы. Джомни ещё раз улыбнулся и стал растворять своё прошлое в густой чёрной субстанции, которая образуется перед глазами если их закрыть.
Арабы начали говорить осторожнее, и украдкой всё чаще поглядывать на Джомни. Хотя он и не видел их глаз, но по звуку их голоса он мог предположить что как минимум их головы были направлены на него. Его ленивая уверенная поза и наглое спокойствие, с которым он закрывал глаза в присутствии возможно очень опасных людей, вероятно отпугивало их, и они не решались с ним заговорить.
За дверью ведущей в коридор послышались шаги. Свет разгорелся ярче и дверь медленно открылась. Его собратья по судьбе замерли в испуге, а Джомни скривившись посмотрел туда одним глазом, как человек чей отдых неосторожно прервали.
В каюту вошли матросы в герметичных масках и вкатили тележку. Тележка гремела запахами еды и источала звук посуды. Один матрос начал расставлять тарелки а второй наполнять их каким-то ярко красным супом, они положили на стол красивые нержавеющие ложки и поставили маленькие соусницы со сметаной. Когда попутчики Джомни уже собирались приступить к трапезе, Джомни остановил их жестом прикрыв тарелку, и сурово взглянул на матроса. Он сказал матросу русским языком с сильным арабским акцентом:
— Попробуй это. — сказал Джомни угрожающим тоном.
Матрос на мгновение замер, но потом сделал вид что не заметил.
— Попробуй это. — Сказал Джомни громче, и угрожающе сунул руку в карман.
Матрос остановился, взял ложку Джомни и зачерпнул суп. Приподняв маску, он неуверенно распробовал суп и нахмурил брови. Матрос положил ложку на тележку, и достал из неё ещё одну ложку и солонку, а потом аккуратно поставил их на стол.
Попутчики Джомни уставились на него с восхищением и подозрением. Джомни не подал вида. Он гордо выпрямился, достал из кармана мокрые салфетки, протёр свои руки и взял салфетку с подноса.
— Как тебя зовут, парень? — Спросил его один из попутчиков на арабском языке.
— My name is English, Johnny English. — сказал Джомни и грациозно заправил салфетку за воротник.
Затем он молча постелил ещё одну салфетку себе на колени, взял в руки ложку, отломал от ломтика хлеба кусочек, съел его и улыбнулся. После довольно вкусного обеда, обстановка за столом слегка оживилась.
— Ты что, и правда шпион? — спросил его самый младший из трех попутчиков, пристально взглянул на Джомни своими карими глазами и взялся своей рукой за аккуратную черную бородку.
— Нет. Насколько я помню. — ответил Джомни, продолжая есть второе. — А может мне стерли память - я не знаю. — Сказал Джомни и посмеялся.
Каждая реплика Джомни на долго тормозила беседу. Однако на каменных лицах мужчин, которые были старше него чуть ли не вдвое, постепенно начали мелькать искорки смеха.
— Ну и откуда ты? — спросил его старший араб.
— Из Аддис-Абеба. Девятый ребёнок в семье, работал курьером, заработал денег, ехал в Лиссабон, учиться. Не женат. — спокойно сказал Джомни — А у вас, какая легенда? — спросил он в ответ и улыбнулся.
Все разом засмеялись, и стали сочинять себе невероятные гротескно абсурдные легенды, и с удовольствием над ними смеяться.
— А ты парень не промах, — сказал старший — Превратить неизбежное в игру, чтобы не потерять самообладание. Мудрое решение, кто тебе подсказал?