— Что ты делаешь, Нимхэ? — испуганно спросил капитан.
— Иллюзия доступности, мощный сигнал для эмоций, а мне нужен этот парень. — сказал Нимхэ и рукой смазал с таким трудом нанесённый макияж — И я хочу его подманить, вы позволите?
Нимхэ подошёл к капитану и аккуратно размазал остатки косметики на своей руке по капитанской физиономии.
— Что мне сказать старшим? — спросил капитан.
— Скажите всем разное, и попросите сберечь секрет. — сказал Нимхэ и добавил — Если у меня всё получится, этот парень вступит с вами в конфронтацию, капитан. Дайте ему победить. Пять, четыре… три…
Капитан и Нимхэ испуганно выбежали в коридор. Нимхэ увидел Джомни и стыдливо опустил глаза неловко застёгивая лямку лифчика. Капитан с силой вырвал у Нимхэ сумочку и достал оттуда салфетки, вытер своё лицо и гневно швырнул салфетку на палубу.
— Занять боевые позиции! — выкрикнул капитан.
Капитан и Нимхэ стояли на мостике в окружении занятых своим делом моряков. Моряки тревожно переговаривались и и с напряжением переживали каждый взрыв. Судно выполняло маневр уклонения, кряхтя и поскуливая, Мать Гидра соскальзывала по правому борту в глубину. Экипаж наклонился так что напоминал диагональные подпорки в шахте что вот-вот разрушится. При взгляде на карту казалось, что Мать Гидра хочет поднырнуть под Пиренейский полуостров, как мышь под коврик.
Настроение моряков подпрыгнуло как во время футбольного матча, они отдавали команды бодрым эльфийским языком, а подтверждали на русском ещё бодрее, а порой и наоборот. При каждом взрыве каждой ракетной мины, моряки не столько пугались, сколько раздражались. Если не знать что они говорят, интонацию каждого можно было услышать скорее от автогонщика, которого подрезали, чем от человека что вот-вот станет утопленником.
Ещё один взрыв. За ним снова. С каждым разом всё сильнее. Одна мина рванула прямо под килем, и субмарина заскрипела как старая коза, но упрямо продолжала бороться за жизнь, стремительно утекая прочь, как капелька ртути в щель между половицами.
— Течь в жилом отсеке, капитан. — доложил инженер.
— Лево руля, погружение пятнадцать. — скомандовал капитан. — Курс на эсминец, средний ход. Перекрыть отсек!
Капитан облизал губы. Нимхэ стоял рядом без единой мимической фазы как живой ушастый манекен. Моряки отлично знали, что капитан задумал. Он потопил десятки американских военных кораблей, несколько британских, и одну русскую подлодку, за что и был уволен. Вся его сущность ликовала в этот момент, он знал, что вокруг Нимхэ бывает много шума, и стоял метафорически вцепившись в него зубами. Потому что при слове шум, у него была только одна ассоциация - шум потопленного американского корабля.
— Торпедный аппарат… — скомандовал капитан — Курс на эсминец, всплытие двенадцать с четвертью, полный вперёд!
Затем капитан толкнул Нимхэ стать поближе к сломанному сонару и потребовал отдавать приказы рулевому, корректируя курс и скорость.
— Продуть цистерны, полный вперёд! Самый полный! Курс двести шестьдесят два всплытие тридцать. Курс двести семьдесят один всплытие двадцать два! …
Нимхэ отдавал приказы резко и звонко. Казалось, рулевой вообще был не причём, Мать Гидра слушалась Нимхэ и извивалась между пролетающими торпедами как китайский дракон. Торпеды пролетали и взрывались где-то в кильватере.
— Готово, капитан, он выдохся. — спокойно сказал Нимхэ и стёр пот со лба, ещё сильнее размазав косметику.
— Курс на цель, средний вперёд, заполнить цистерны погружение нуль! — вернул инициативу капитан.
Капитан изогнул брови, глаза засверкали хищными огоньками, своими чёрными пальцами он обхватил поручень и едва заметно улыбнувшись скомандовал:
— Курс на мидель шпангоут цели, торпедный аппарат готовность один…
— Цельтесь в нос, — перебил капитана Нимхэ. — Он мне нужен живым. — добавил он дерзко.
— Курс на нос цели, упреждение четверть корпуса, торпедный аппарат, ТОВСЬ!
Мать гидра выдохнула. Звук был такой, как будто огромный великан ударил своей дубиной по водопаду. Моряки напряглись как никогда. Машина притихла, каждый удар каждой лопатки каждой турбины осторожно прощупывал тишину как зыбкую почву. Потрескивание электронного оборудования судна можно было ножом резать, а блики на каплях пота на лицах моряков казались материальными.
Прозвучал хлопок, затем мягкая волна, и тишина. А за ней голос инженера:
— Цель поражена. расход одна.
Экипаж выдохнул. Но этот выдох был больше похож на оргазм чем на облегчение. Мостик до того заполнился белоснежными улыбками и сияющими глазами, что показался в два раза больше.