— Да, — кивнула Тая. Сильвия была не страшная, и девочка немного расслабилась.
— Молодец, — одобрительно кивнула доктор. — Ты рассудительная и умная девочка. Теперь я расскажу немного о себе, чтобы было честно. А то только я задаю вопросы. Я психотерапевт, практикую уже одиннадцать лет. Работаю с подростками от двенадцати до восемнадцати. Чаще всего ко мне отправляют детей школьные психологи или приводят родители. Иногда — социальные работники. Поначалу всегда бывает сложно. Дети, с которыми плохо обращались, мало доверяют взрослым. Но я искренне хочу тебе помочь. И я очень рада, что твоя приёмная мама привела тебя ко мне.
Тая кивнула.
— Что мне надо будет делать? — спросила она.
— Мы будем делать упражнения. Или разговаривать. Сегодня — рисовать. Ты будешь рисовать и рассказывать мне историю. Миссис Шук, — Сильвия перевела взгляд на Туу, — во время сессий я делаю аудио-запись и специальные пометки в истории терапии. Эти записи никому, кроме меня, не доступны. Только по решению суда или требованию лечащего психиатра. У вас есть возражения против этого?
— Нет, никаких, — покачала головой Туу-Тикки. — Это ведь обычная практика.
— Я не умею рисовать, — пробормотала Тая.
— Да, но родители, бывает, возражают, — Сильвия вернулась к Тае. — Тогда нам пора в кабинет, — доктор улыбнулась. — Хочешь пить или в туалет?
— Нет, — Тая помотала головой и встала. Оглянулась на Туу-Тикки.
— Я буду ждать тебя здесь, — сказала та.
В кабинете, кроме стола и уютного дивана, весь центр занимал тёмно-зелёный ковёр с длинным толстым ворсом. Ещё там стояли два столика, один с рисовальными принадлежностями, второй — с мягкими игрушками.
— Сегодня у нас занятие на ковре, — Сильвия сделала приглашающий жест. — Располагайся. Сейчас я включу диктофон и принесу тебе бумагу и краски. Или, если хочешь, выбери сама. Вот там лежат планшеты, чтобы было удобнее.
— Я на столе, — Тая осторожно опустилась на ковер, погладила его. Потом подумала и все-таки взяла планшет. Прикрепила к нему лист бумаги и взяла карандаш — сначала простой, с полустертой розовой резиночкой на конце.
Сильвия включила диктофон, наговорила дату, имя пациентки и тему занятия. Вернулась к Тае.
— Сегодня мы всё ещё знакомимся, — начала доктор. — Расскажешь мне историю? Представь себе, что ты дерево — с корнями, кроной и листвой. Нарисуй это дерево. Расскажи мне, что это за дерево, большое или маленькое, листья у него или иголки, сколько у него веток, есть ли у него корни.
— Я каштан, — сказала Тая, начиная рисовать. — У меня серый ствол и листья как ладонь, очень красивые. Я… — она покусала карандаш, — высокий каштан. С длинными ветками. У меня на ветке есть гнездо горлицы. Она кричит по утрам. И сбрасывает скорлупки от яиц мне под корни, когда выводятся птенцы. — Тая нарисовала ствол и ветви каштана и горлицу на ветке. — Весной я цвету, такими белыми цветами, у которых желтые и красные серединки. И очень не люблю, когда мои цветы обрывают, но это все равно делают. А осенью с меня сыплются плоды.
— Кто обрывает твои цветы? — тихо спросила Сильвия.
— Дети, — Тая начала рисовать цветы. — С низких веток. Им говорят, что мне больно, а они все равно это делают.
— А что происходит с плодами, когда они осыпались?
— Дети их собирают. Делают поделки, кидаются в машины, которые едут мимо. А взрослые меня не замечают.
— А кто говорит детям, что тебе больно, когда твои цветы обрывают?
— Учителя.
— Значит, тебя замечают учителя и дети?
— Да, — кивнула Тая. — Дети меня не любят. Им нравятся мои плоды и нравится шуршать упавшими листьями.
— А есть ли кто-нибудь, человек или животное, которому ты нравишься?
— Горлица, — ответила Тая. — И еще эльфы. Я им тоже нравлюсь. Они говорят, что я красиво цвету, что у меня густая крона и сильный ствол.
— Расскажи мне про твои корни. Какие они? Они глубокие? Или растут на поверхности? Может быть, у тебя воздушные корни?
— Они глубокие. Они достают до артезианских слоев и берут оттуда чистую воду. Их не видно на поверхности. И асфальт они не ломают.
Тая начала раскрашивать листву каштана.
— Кто-нибудь живёт у твоих корней?
— Дождевые черви, — сказала Тая. — И улитки.
— Они умеют с тобой разговаривать?
— Нет. Черви рыхлят почву, чтобы мои корни могли дышать. А улитки прячутся под опавшими листьями.
— А есть другие деревья, как ты?
— Рядом со мной нет. Я стою среди кленов. Они красивые.
— А что находится выше тебя?
— Небо. Самолеты. Облака. И телевышка.
— Нарисуешь небо?
Тая стала рисовать небо — чистую голубизну, белые пятна облаков и яркое желтое солнышко в уголке листа.
Сильвия наблюдала за ней молча, потом спросила:
— А небо для дерева точно голубое? Может, для дерева оно оранжевое?
— Для дерева оно синее, — Тая добавила щедрые мазки синей краски. — А самолетов и их следов дерево не видит.
— Хорошо. Заканчивай, а я договорюсь с твоей приёмной мамой о следующей сессии, — Сильвия мягким движением поднялась с ковра и вышла из кабинета, оставив дверь приоткрытой.
Тая закончила рисунок, добавив мазки белой краски на зелени, которые должны были обозначать цветы. Краска была не похожа на акварель — разные цвета не сливались, не смазывались. Тая посмотрела на картинку. Картинка получилась неплохая. Хотя папе бы все равно не понравилось.
Сильвия вернулась в кабинет и посмотрела на девочку.
— На будущей неделе я жду тебя в среду в это же время. И у меня к тебе просьба, Тая, если тебе захочется что-то нарисовать, нарисуй это и принеси мне, хорошо?
— Хорошо, — кивнула Тая. — Я люблю рисовать лошадей.
Она встала, оправила платье, посмотрела на свои пальцы, испачканные краской. Достала из сумочки влажную салфетку и принялась вытирать.
— Пойдём, там есть туалетная комната, можно вымыть руки, — доктор жестом позвала девочку за собой.
Тая пошла за ней. Она уже видела туалеты в разных общественных местах и все еще удивлялась тому, что там всегда чисто, хорошо пахнет, унитазы как в домах, а не дырки в полу, тому, что там есть горячая вода, жидкое мыло, туалетная бумага и бумажные полотенца.
Она вымыла руки мылом с ромашковым запахом, вытерла их тисненым бумажным полотенцем, причесала волосы. Поморгала. Линзы в глазах не чувствовались совсем. Хотя в понедельник в бассейне Тая потеряла обе линзы — просто забыла их вынуть, и их смыло водой. Тая никому об этом не сказала, просто взяла из упаковки новую пару. Она боялась, что ее будут ругать.
Нефка огляделся. Искомое место оказалось существенно лучше, чем он предполагал: не хижина в горах, не пещера возле луга с черными маками, а вполне нормальное человеческое место. Даже город вдалеке — большой и техногенный. И цветут где-то апельсины и миндаль. Или не апельсины, но точно миндаль. Весна.
Нефка спешился, потрепал Звезду по холке и медленно пошел вдоль прозрачной границы холма, а кобыла следом, покачивая головой за его плечом. Ходить им было еще с полчаса. Потом можно сыграть в любимую игру «так есть хочется, что аж переночевать негде».
Грен почувствовал приход гостя, но в дверь никто не стучал, и он продолжил играть на арфе. Гостей он ждал, правда, не дорожных — Остара, должен был приехать Оуэн. И Туу-Тикки с Таей скоро вернутся.
Нефка выходил Звезду и пошел к дому. Они побывали в разных местах, и, пожалуй, следы этих мест — штука совершенно лишняя. Он не знал, купаются ли лошади в море. Если и купаются — это можно отложить.
Нефка постучал, подождал, пока дверь откроют, и произнес.
— Здравствуй, хозяин. Можно ли попросить воды напиться?
Грен улыбнулся.
— И воды, и еды, и переночевать, и ванну. Входи. О лошади позаботятся духи.
Нефка понял, что шутка не удалась.
— Нет, так не годится. Духи могут позаботиться о ней в следующий раз. Мы много сделали вместе, поэтому на самом деле дай мне, пожалуйста, чашку воды и отдельно — еще ведро теплой воды. И с духами мне Звезду лучше самому знакомить.