— Есть разница — помогать или делать все за взрослых, — объяснила Туу-Тикки. — Тая, даже в Советском Союзе было законодательно прописано, что родители должны заботиться о детях и обеспечивать их. Твои родители нарушали закон. Их просто некому было уличить.
Тая потрясла головой. Она не хотела ни думать, ни говорить на эту тему.
— А какие у Алекса домашние обязанности? — она подошла к Туу-Тикки, и они вместе пошли дальше.
— Он помогает мне собирать созревшие фрукты и ягоды, — объяснила Туу-Тикки. — Я побаиваюсь высоты, а он нет. Собирает со стремянки плоды и ягоды с самых верхушек. У нас слишком молодые деревья, чтобы по ним лазить, и они обижаются, если урожай собирают духи. Еще он помогает мне готовить варенье, если мы не успеваем съесть фрукты свежими. Когда-то, когда деревья были молодыми, нас хватало на то, чтобы съесть урожай, но деревья плодоносят все обильнее, мы не успеваем. Персики, абрикосы, черешня, некоторые сорта яблок плохо хранятся. Я варю из них варенье, а часть замораживаю. Потом делаю пироги с замороженными фруктами.
— Моя мама делала компот из персиков, его пили на праздники, — сказала Тая. — Один раз купили целую ванну персиков. Я их таскала исподтишка, чтобы не заметили.
— Почему исподтишка? Целая ванна персиков, можно было бы есть сколько угодно.
— Не знаю, — пожала плечами Тая и огляделась. Они стояли между вешалок с одеждой, тут пахло новой тканью, над головой тихо играла музыка и какая-то певица пела о том, что она плохая девчонка, да, она плохая девчонка, но она снова это сделает. — Зачем мы здесь? Это же не косметика.
— Я думаю, тебе нужно купить еще две-три пары джинсов, — улыбнулась Туу-Тикки. — В ближайшие полгода, до начала школьных занятий, ты будешь ездить верхом три раза в неделю. Джинсы плохо такое переносят. А в кожаных брюках в нашем климате слишком жарко. Помнишь свой размер?
— Икс Эс, — кивнула Тая. — Низкий рост.
========== Глава 19 ==========
Тая вылезла из машины, вынула пакеты с покупками — и замерла, выпустив веревочные ручки. Перед домом стояла вороная кобыла c белой звездочкой на лбу, вычищенная и холеная, и ела овес из большого таза, который пристроился на кухонной табуретке. Тая быстро оглянулась на Туу-Тикки.
— Это гость на лошади, — объяснила та. — Грен звонил.
— А можно ее погладить? — спросила девочка.
— Лучше спросить у хозяина.
Духи отнесли покупки в комнату Таи, принесли Туу-Тикки набитую трубку, и она закурила. Тая все стояла возле машины и зачарованно смотрела, как лошадь хрустит овсом. Туу-Тикки загнала машину в гараж и встала рядом с девочкой.
— Когда-нибудь у тебя будет своя, — сказала она.
— А это возможно?
— Вполне. Пойдем в дом?
— Я хочу ее погладить. Как ее зовут? Какой она породы?
…Хозяйка была красавицей с короной кос на голове, а рядом стояла девочка…
И первую половину жизни те девочки, которые встречались Нефке, стояли примерно так же судорожно и тревожно. Девочка смотрела на Звезду.
Нефка обошел по небольшой дуге, чтобы оказаться в поле зрения.
— Ее зовут Звезда. Она человек Дороги — как и все здесь.
— Человек? — не поняла Тая.
Туу-Тикки смотрела на гостя. Он выглядел как цыган из фильма про цыган, он был похож на человека, он был живой — вот только человеком он не был. Туу-Тикки видела цыгана и клинок, и они были одним.
— «Стояли двое у ручья»… — проговорила она. — Добрый вечер.
— Ее можно погладить? — спросила Тая. — Она не будет против?
— О… Да, живущая на Дороге со своими целями и задачами. Она не будет против, но лучше попозже: всем тяжело одновременно есть и общаться. А эти стихи я знаю, — лучезарно улыбнулся Нефка обеим.
Детдомовка. В Доме-у-Дороги. Ну, в конце концов, двое их здесь.
— Прости, — сказала Туу-Тикки. — Всплыла ассоциация. Тая, идем в дом. Я — Туу-Тикки, а это моя дочь Тая.
…а если станцевать? Но что танцевать здесь, сейчас, в мирном и неопасном Доме, который уверен в своих силах, своем месте и своей поддержке? Нечего танцевать в таких местах. И тут Нефка понял, что и сам он не был никогда в таком месте.
— Да, пойдем в Дом.
В гостиной Тая шепотом спросила у Туу-Тикки:
— Мне кажется, или этот гость говорит по-русски? И как его зовут?
— Я Нефка Чергеш. Чергеш — как Звезда, а Нефка, кажется, ничего не значит.
Нефка зашел следом, а слух у него был профессиональный. Вино все еще плескалось в чашке. Это Дом, и миндаль, и вино — они пьянят вместе, и хочется плясать, и петь, и рассказывать истории, а историй-то нет. Было бы, что рассказать волшебного и чудесного, у любого: и у Туманного, и у Молчащего, и у Змея, и у Безумца, и у Ручейка, и у оставшихся двоих. А Нефка пока не нашел своей истории, и рассказывать — что? Про Дорогу? Про встречу со Звездой? Да, конечно, можно рассказать про встречу со Звездой там, где кончается и начинается Дорога. И, может быть, про саму Дорогу…
— По-русски, — согласилась Туу-Тикки. Устроилась в кресле, обняла севшего рядом Грена, велела духам принести себе вина.
Тая села на подлокотник дивана, придерживаясь за спинку. Уходить к себе, даже к новым лошадкам, она пока не хотела. Ей хотелось петь — те песни из «Табор уходит в небо», которые она знала, хотя и не понимала слов. «Нанэ цоха, нанэ гад…»
Она все-таки тихонечко запела, и Туу-Тикки, улыбнувшись, сходила за гитарой.
— Я слов почти не знаю, — пожаловалась Тая.
— А ты их вспомни, — посоветовал Грен. — Ты же их теперь понимаешь.
— Нанэ цоха, нанэ гад,
Мэ кинэл мангэ ё дад!
— Сыр выджява палором,
Мэ кинэл мангэ ё ром!
Почти шепотом, чтобы не спугнуть, горлом, чтобы не перекрыть неуверенный детский голос. И не звать гитару, не брать гитару, потому что тот, кто со сцены без микрофона перекрывал зал, как бы одной своей уверенностью не перекрыл девочку с похожей судьбой…
— Най на на на на на на на на….
Дадо, кин мангэ ченя,
О ченя сумнакунэ.
На кинэса о ченя,
На бэшава дро чяя.
Най на на на на на на на на..
Нефка обернулся на Хозяев Дома. Ну, что же вы, давайте хором?
— Загэём мэ дрэ ‘да садо,
Зрискирдём мэ цвэто,
Прикэрдём лэс кэ шэро -
Тэ камэс миро ило, — подхватила Туу-Тикки, продолжая играть.
Грен только улыбнулся — он впервые слышал эту песню.
Нефка чуть-чуть подождал, подхватит ли девочка. Ну же, родная, твоя же песня! И, когда она вздохнула и начала:
— Нанэ цоха, нанэ гад,
Мэ кинэл мангэ ё дад!
— Сыр выджява палором,
Мэ кинэл мангэ ё ром!
Най на на на на на на на на…
Тише, чем пела Тая, было тяжело, пришлось уходить во второй голос.
— Слушайте, а давайте еще споем?
Не удержался, полыхнул синими глазами.
— Ай, хорошо! — воскликнула Туу-Тикки, когда песня была допета. — Что ж так тихо, Таюшка? У тебя ведь отлично получается.
— Родители ругались, когда я громко пела, — пробормотала Тая. — Мама не любит, когда меня слышно.
— Споем, — согласился Грен. — А что споем?
Нефка отпустил пустую чашу. Присел на корточки.
— Тая, а что ты хотела бы спеть?
— «Дорогу без конца», — призналась Тая. — Только я не помню слов. Я ее один или два раза слышала.
— Грен, в распечатках для Таи она была, — напомнила Туу-Тикки. — Принесешь?
Грен сходил за распечатками в свой кабинет, раскрыл сброшюрованные листы на нужной странице.
— А ты сможешь сыграть музыку? — спросила Тая у Туу-Тикки. — Там же оркестр.
— Смогу, — заверила Туу-Тикки. И взяла первый аккорд.
Нефка засвистел. Это у него было, даже когда не было ничего. Как птица, хотя птицы свистят не так. Поэтому когда-то его считали беспечным — а у него тогда просто не было другой музыки.
— Кто породнил нашу жизнь
С дорогой без конца?
Только любовь, только любовь.
Кто повенчал в этом мире
Песню и певца?
Только любовь, только любовь.
Первую строчку Тая пропела неуверенно, но, кажется, сама песня придала ей смелости, позволила почерпнуть из того источника, которого девочка сама в себе не знала, и дальше она пела громко и сильно, почти перекрывая аккомпанемент. Это была ее песня. Для нее. Про нее.