Она читала текст с листа, но это ей не мешало — она читала так быстро, что успевала «переработать» слова в голос.
Очень тяжело было не петь «только любовь» в голос. Нефка бы поверил, что по этой песне ищут своих. А может быть, и в самом деле ищут? Из тех, кого он знал когда-то, на Дорогу вышел один. А на Дороге не все и не всегда знали эту песню.
Поэтому он свистел. Как сам становился музыкальным инструментом. Можно было бы, конечно, взять гитару. Но пришлось бы приложить уйму сил, чтобы ничего не нарушить.
Тая пела и пела. Грен слушал с восторгом. В первый раз девочка так полно раскрылась в пении, и стало слышно, насколько сильный и богатый у нее голос. Песня была про Дорогу, и неудивительно, что дорожница-Тая пела ее. Может, она сама этого и не понимала, но ее магия пробуждалась в пении.
— Дорога без конца,
Дорога без начала и конца.
Свисти, как птица,
И не жди награды.
Нет на свете тишины,
Только плач твоей струны,
Только вечность дарит звуки,
Да в груди огонь жестокий,
Твой единственный огонь, — пела Тая.
У Туу-Тикки мурашки по коже пробегали от этой песни. Как всегда. Все-таки Эшу был прав. Они с Таей очень похожи. Тая — ее дочь. Может быть, та самая не родившаяся когда-то девочка.
Нефка подождал, пока девочка переведет дыхание. «Только любовь» — это очень страшно, на самом деле. Потому действительно любовь показывает Дорогу. Такая вот любовь. Припев — без слов, только голосом. Это обещание, предсказание, пророчество:
— Дорога без конца.
И музыка, которой нет конца,
Они тебя вовеки не обманут.
Ну а если спросят вдруг,
Где любимая и друг,
Промолчи в ответ с улыбкой,
Пусть никто не видит сердце
Поседевшим от разлук.
Дорога без конца,
Она когда-то выбрала тебя,
Твои шаги, твою печаль и песню.
Только вот идти по ней
С каждым шагом всё больней,
С каждой ночью всё светлее,
С каждым словом всё смертельней,
С каждой песней всё трудней!
Когда Тая допела, у нее сияли глаза. Грен приобнял ее и поцеловал в волосы.
— Ты прекрасна, — сказал он. — Ты творишь волшебство, когда поешь в полную силу.
— Спасибо, — сказала Туу-Тикки Нефке. — Тая пришла к нам по Дороге.
Тая смущенно, но без страха посмотрела на Грена.
— Я чувствую, — сказала она.
— Это видно, — ответил Нефка, — и это, кажется, навсегда.
Он был здесь и не здесь. Потому что есть дорога под ногами и есть Дорога. По ней, говорят, не обязательно идти.
— Я не вернусь, — уверенно заявила Тая. — Никогда. Не как в песне, а по-настоящему. Туу-Тикки, сыграй мне «Никогда», хорошо?
Туу-Тикки сыграла вступление, и Тая запела в полный голос:
— Я обещаю вернуться — никогда, в никогда.
Когда короткая осень горит небесным бледным огнем,
Когда от холода жмутся друг к другу в ночи поезда,
И коль случится проснуться, мы никогда не уснем.
Ее диапазона хватало, чтобы воспроизвести то, как пела Хелависа, хотя интонационно Тая была пока беднее — не хватало опыта и практики.
— Так дай мне воздух — я стану тебе крылом.
Я дам тебе бурю и, может быть, даже грозу.
Твое время течет за мной, как расплавленное стекло,
Мои сны о тебе далеко остались внизу.
Песня звучала обещанием. К ней хотелось повернуться спиной, потому что «я стану тебе крылом».
Крыльев не было. Это время отошло для Дороги, навсегда или нет — не узнать.
— И перед тем, как очнуться, смотри — с твоего корабля
Крысой прыгает страх, почти не касаясь бортов,
И ты видишь, как мимо плывет голубая Земля
На спинах холодных гладких черных китов, — в полный голос, от души пропела Тая и затихла. Глаза у нее сияли, щеки раскраснелись.
Со второго этажа тихо спустился Алекс. Он сидел на нижней ступени лестницы и слушал песни.
Все получилось. Нефка подождал, понял, что Тае хорошо и спросил:
— А про миндаль спеть можно все же? Щербакова?
— Конечно, — кивнула Туу-Тикки. — Гитару дать?
— У меня есть, — Нефка достал гитару — откуда, он пока не знал. Он посчитал, что Туу-Тикки заметит семь струн (а то шут знает, вежливо ли отказываться).
— В одних садах цветет миндаль, в других цветет метель…
Нефка отлично знал, что местами он подставляет не те слова. Но метель — тоже цветет.
Алекс подошел к родителям, сел рядом с Туу-Тикки, нырнул ей под руку. Он был уже выше нее, но сесть вот так, рядом, у него так редко хватало смелости… Туу-Тикки обняла его и Таю, Грен забрал ее гитару и поставил в стойку.
Они слушали — как пили воду в знойный день. Дети, взрослые. Да и были ли взрослыми эти сидхе? Был ли взрослым Нефка — цыган, и меч, и гитара?
Потом пели еще и еще. Коты распахнули входную дверь, и в проеме стояла, слушая, Звезда. Туу-Тикки спела Ocean Gipsy, аккомпанируя себе на гитаре, а Грен играл на арфе. Тая слушала, завороженная. Спел и Грен — «Мерлина на Урале», «Авалон», потом вместе спели «Об устройстве небесного свода» и «Дорогу сна». Тая спела «Королевну», «Gaudete» и «Дредноут». «Контрабанду» и «Дороги» Мельницы снова спели вместе, а потом, Тая и Туу-Тикки — «Эх, дорога» и «Бьется в тесной печурке огонь». К удивлению Грена и еще большему удивлению Алекса, Туу-Тикки и Тая знали множество общих песен.
Потом пел Нефка, пел много и обычно незнакомое. Духи принесли вина взрослым и сока детями. Потрескивало пламя в камине. Время от времени кто-то подходил и добавлял в огонь дров. Пришли коты, устроились вокруг людей — слушать и подмурлыкивать.
Туу-Тикки спохватилась, только когда перевалило за полночь.
— Хорошая Остара, — сказала она. — Но Алексу завтра в школу. И Оуэн так и не приехал…
Грен положил ей руку на плечо.
— Он приедет в субботу, он звонил. И правда, младшему поколению пора спать.
Алекс молча кивнул, неловко клюнул Туу-Тикки губами в щеку и убежал к себе. Тая потянулась, зевнула, спросила:
— Можно я орехами поужинаю?
— Конечно. Только фруктов возьми. Можешь просто приказать духам принести еду в твою комнату.
— Ага. Спокойной ночи.
Она улыбнулась Нефке и ушла наверх.
========== Глава 20 ==========
Грен расслабленно раскинулся на постели. Туу-Тикки свернулась клубочком у него под рукой.
— Двадцать лет… — негромко произнес он, — а все равно как в медовый месяц. Хочешь пить?
— Ага, — сказала Туу-Тикки. — Велеть духам принести тебе воды?
— Лучше красного вина с водой.
Они сидели в постели и пили, роняя капли с губ.
— Тебе ведь рано не вставать? — с лукавством спросил Грен. — Знаешь, мне все сильнее хочется надеть кожаный браслет.
— Понимаю, — кивнула Туу-Тикки. — Ну так надень. Ты давно его не надевал.
— Не могу же я думать только о себе, — возразил Грен. — Да еще гость. Та спальня — это слишком полное погружение, ты же знаешь. На несколько часов — только ты и я, да и от меня там… — он покачал головой. — Как хорошо, что я когда-то все же решился. И как хорошо, что ты меня поддержала.
— Ты ведь знаешь, мне тоже нравится, — заметила Туу-Тикки. — Сами мысли возбуждают.
Грен наклонился и поцеловал ее в шею.
— Да, — сказал он. — Меня тоже.
Часом позже, допивая остатки вина, они тихо разговаривали.
— Меня озадачивает, что Алекс категорически не идет на контакт с Таей, — сказала Туу-Тикки. — Он, конечно, тот еще затворник, но все же…
— Он ее побаивается, — объяснил Грен. — И немного ревнует тебя. Ты проводишь с Таей очень много времени.
— Ты тоже много времени с ним проводил поначалу.
— Меня он уважает, — сказал Грен, — а тебя любит. Просто не умеет это показать. Не беспокойся о детях. Я думаю, все наладится рано или поздно. Какие у вас с Таей планы на завтра?
— Ну, с утра у нее вокал, потом нотная грамота и гитара. А дальше я оставлю ее в покое. Она очень хорошо восстанавливается в одиночестве.