Выбрать главу
зящно и женственно она двигалась до сих пор. Сейчас от ее грации не осталось и следа - она колола, рубила, резала невидимого противника агрессивно и зло. От нее полыхало опасностью и настоящей смертью, ничего похожего на шуточные бои на праздниках. Она старалась убить - она тренировалась убивать. Но вместе с тем я ни разу до сих пор не видела такой пламенной красоты. Не видела, чтобы тонкие женские руки держали тяжелый меч и управлялись с ним с легкостью и силой. Не видела, чтобы под женской кожей переливались мускулы и было хорошо понятно, какая мышца за что отвечает, пока рука проворачивает меч в воображаемом животе противника. Я смотрела завороженная. Она уставала. Движения уже не были такими точными, по загорелой коже катился пот, волосы липли ко лбу. Наконец она замерла, тяжело дыша, и опустила меч. Воткнула его в землю, откинула голову и распустила волосы. А потом стянула ленту с груди и принялась вытирать ею пот. Грудь у нее оказалась маленькая, как у девочки-подростка.      Рядом со мной послышался странный звук. Я совсем потеряла осторожность, пока смотрела. Но не я одна. Беззвучно переместившись на несколько шагов назад, я выглянула из-за куста и увидела Хеннинга. А я-то была уверена, что он в церкви! Он тоже стоял, завороженный движениями тролльчихи, не в силах оторвать взгляд от ее загорелого тела. А ведь он видел ее голую, подумала вдруг я...            Вечером на сборище подружек у Вилмы я была молчалива. Мы давно помирились, или хотя бы не ссорились больше и не вспоминали тот вечер, когда все началось. Тиллу обсуждали, но не больше прочих. В этот раз темой были танцы. Последний раз перед замужней жизнью мне доведется потанцевать. Я не думаю, что буду скучать по приставаниям, по наглым ладошкам, ненароком касающимся того, чего не следует и глухой тоске, когда стоишь-стоишь, а тебя зовут в круг только какие-то совершенно ненужные балбесы. А тот, нужный, вообще не пришел или зовет других, а на тебя и не смотрит. У меня теперь есть Хеннинг, мы будем танцевать вместе. Ну, может быть, пару раз еще с кем-нибудь спляшу, чтобы запомнить это ощущение.      - Как вы думаете, Тилла придет на танцы? - Вилме уже попадало за то, что она забывает вышивать, но сплетничать все равно интереснее. Вот и сейчас она отложила иголку и подалась в середину, распахнула глаза. - Она же так долго тренировалась вместо проповедей!      Все захихикали, я снова промолчала. Когда речь все-таки заходила о Тилле, девочки время от времени на меня оглядывались, а мне приходилось улыбаться и отводить глаза.      - Может, она не знает про танцы?      - Как можно не знать?      - Ну она не местная.      - Давайте ее пригласим! - придумала Хельга.      Они уже приглашали Тиллу на свои посиделки, когда мы были уже в ссоре. Но та, по слухам, спросила, что там нужно делать, услышала, что вышивать ангелов на наволочках и почти в ужасе отказалась.      - А вдруг она и от танцев откажется?      - Не может быть!      Так все и решили, что не может. И на этот раз даже на меня не смотрели. Действительно, мне-то что беспокоиться. Меньше трех недель мне осталось, и я буду полностью принадлежать Хеннингу. Черный червячок сомнений подтачивал мою сердечную жилу. Но я помнила, что тогда говорили девчонки - она сама попросилась замуж. У меня все иначе. Иначе!            На танцы Тилла не пришла. Разочарованы, кажется, были все: замужние сидели в своем углу с разочарованными лицами - говорить толком было не о ком, парни даже повод для драки не могли выдумать, девушки тоже хотели полюбоваться, как тролльчиха танцует, и Хеннинг, мой Хеннинг улыбался и шутил, брал меня за руку и даже обнимал, танцевал каждый танец и приносил мне эль, но все время, постоянно, как только думал, что я не смотрю - оглядывался на дверь. И я оглядывалась. Она не пришла и не испортила мне последние танцы - и испортила их напрочь. Хеннинг выпил больше обычного, а я меньше. Мама предупреждала, что жених перед свадьбой может себе всякое позволять - все равно женимся, но я так и не дождалась. Он пил, хмелел, но дотрагивался до меня все реже.      Провожать Хеннинг меня тоже не пошел. Я вернулась домой с мамой.      И хотя как он уходил в противоположную от своего дома сторону - к краю деревни - видела только я - о том, почему у моего жениха плетью висит правая рука, догадывались многие. Он говорил - куница укусила. Все ухмылялись - понятно, что за куница. Мама смотрела с жалостью и не послала с утра на рынок. Я сидела у окна закаменев. Не понимала я только одно, и должна была это выяснить. Пришлось дождаться темноты, чтобы не идти к дому Тиллы у всех на глазах, иначе там собрались бы все. Кто ж пропустит, как невеста разлучнице морду бьет?            - Ты мне соврала.      Тролльчиха стояла босиком посреди огорода в длинном темном платье и, закрыв глаза, подставляла лицо солнцу.      - Я тебе соврала, - ответила она спокойно и повернулась ко мне. Она стояла слишком близко, но если бы я отступила, вышло бы, что она выиграла.      - Тогда зачем ты здесь? Если бы ты хотела моего Хеннинга, взяла бы его вчера ночью!      - А я не хотела, - она вдруг одним стремительным движением села прямо на траву. - Садись, поговорим.      Я не стала садиться. Но чувствовала себя глупо, возвышаясь над ней.      - Тогда зачем ты поселилась здесь? Зачем приехала?!      - К тебе.      Она смотрела на меня снизу вверх, а я хватала ртом воздух.      - Что... что это значит?!      - Тот, кто предал однажды, обязательно предаст еще раз. Мне хотелось знать, что с тобой все в порядке.      Я не знала, что ответить, поэтому просто ушла. От калитки оглянулась - тролльчиха легла на траву и смотрела в небо.            Ничего не изменилось. Вообще ничего. По углам шептались, да при встрече хихикали, но и все. Священник позвал детей плести из ветвей гирлянды и скоблить пол церкви, девиц вышивать покровы, старух учить гимны. У бабушки вокруг кровати стояли разверстые пасти сундуков, куда она укладывала приданое, а потом перекладывала заново. Мама делала моим сестрам прически - каждый день разные и все не могла выбрать, какую сделать мне. Отец ходил в новых штанах и всем встречным, и так уже много месяцев знающим, рассказывал, что выдает дочь замуж. Хеннинг каждый день приносил по браслету. Только мамина сестра, моя тетушка, так и оставшаяся девицей, смотрела на меня сочувственно и нежно, приносила затейливые плюшки, но разговоров не затевала.      Я окончательно забыла о своих обязанностях и о подругах тоже забыла. Никто меня не упрекал, и это было тревожнее всего. Словно давали нагуляться напоследок. Словно мне снова предстоял плен, только теперь вечный. И спасти из него уже некому.      Я как в детстве убегала с утра в поля, бродила по едва зазеленевшим лесам, глядя на то, как звери прибираются после зимы в своих норах и гнездах. Тетины плюшки были мне едой, весенние чистые ручьи поили меня.      В следующее воскресенье меня неумолимо потянуло к знакомому кусту сирени, за которым я пряталась, наблюдая за Тиллой. Я обошла его кругом, нашла следы Хеннинга - много разных следов, свежих и постарее. Странно, что мы не сталкивались там постоянно.      На этот раз Тилла вышла тренироваться с копьем. Оно было выше нее, но она крутила им как хотела, даже не запыхавшись. Здоровенный деревянный шест вертелся и влетал в невидимого всадника еще половчее меча.      То ли я слишком засмотрелась, то ли мои прежние визиты были не такими уж тайными, но тролльчиха вдруг остановилась, посмотрела прямо в сторону моего укрытия и поманила рукой.      Я подошла к ней, путаясь юбкой в траве, путаясь мыслями в голове, готовая к тому, что она проткнет меня своим копьем - мало ли какие у троллей привычки.      Вместо этого она молча отдала копье мне. Я стояла, держа его в руках как грабли, и не понимала, что происходит. Тилла вздохнула и переставила мои сжатые руки. Потом поправила пальцы и слегка изменила наклон. Улыбнулась мне - я заметила, что ее зубы не похожи на человеческие, они чуть заострены. И на нижней губе виден длинный шрам, будто она кусала ее этими зубами до крови и ран.      - Смотри туда, - показала она вдаль. - Представь, что там, ну, например, волк. Вот так. Ниже.      Я посмотрела в поле и представила, что ко мне подходит молодой весенний волк, еще не проживший свой первый год. Острие копья смотрело прямо ему в грудь.      - Согни немного колени и выдвинь правую ногу вперед.      Я попыталась скопировать позу, которую видела у Тиллы, но в платье это оказалось ужасно неудобно.      - Теперь согнись, как будто прижимаешься к шее лошади и прищурься.      Я повторила.      - А теперь бей!      Я изо всех сил послала копье вперед, попытавшись представить себя такой же сильной и ловкой как ТИлла. Будь там волк, ему бы не поздоровилось. Вместе этого не поздоровилось моему платью - оно с треском порвалось подмышками.      - Ох! - вид у Тиллы был виноватый.      А я поняла, почему она переодевается в штаны и не надевает ничего поверх грудных лент. Жаль, что я не тролльчиха и не могу тоже раздеться!            - У тебя есть шитье?      - Ну конечно! - она даже рассмеялась. - А ты думаешь, что я отказалась прийти на ваши посиделки, потому что дикий зверь и не умею держать пяльца в руках?      - У троллей длинные когти, я видела, - тихо сказала я.      - Тролли разные бывают, - сухо ответила она, бросила копье на землю и пошла в дом. - Идем, я зашью.            Я сняла платье, завернулась в шерстяное одеяло и устроилась на узкой