Мой отец сворачивает пергамент и начинает говорить.
— Дочь, ты знаешь, я веду переговоры с сэром Рэйнхолдом, послом Кирении? — Он вынимает голубя из клетки и привязывает пергамент к его лапке. Затем он отпускает голубя, и тот вылетает в открытое окно в дождь.
Я киваю:
− Знаю.
Он потирает виски и открывает рот, но, кажется, он лишен слов. В этот момент я вижу его, и я понимаю многое — он просто второй сын, которого никогда должным образом не учили править. Его короновали только после смерти более компетентного старшего брата, которого унесла та же лихорадка, от которой умер мой дедушка король.
− Я убежден, что жители Кирении атакуют нас. Тем не менее, сэр Рэйнхолд играет свою роль хорошо. Он говорит, что король Эзеро верит, что Галандрия готова вторгнуться в Кирению. Я заверил его, что, пока я король, Галандрия стремится мирно сосуществовать с Киренией.
− Сила Кирении растет год от года, − продолжил он. — Таким образом, мы не должны сидеть сложа руки. Мы должны сохранять мир сейчас, когда мы можем предложить киренийцам то, чего они желают. Вместо того, чтобы ждать, пока они станут достаточно сильны, чтобы взять это силой.
Я не уверена, когда мой отец решил это. Он не часто обсуждает политику — или что-то еще — со мной. В большинстве случаев он, кажется, притворяется, что меня не существует.
− И чего же они хотят? − спросила я.
− Права на добычу на северной стороне опаловых гор. Они потребовали, чтобы мы позволили им проходить без вмешательства со стороны нашей армии. Если мы не дадим им этого, когда-нибудь они прибегнут к своей армии. В обмен на это, они будут устранять торговые ограничения с Галандрией, которые подрывают нашу экономику. И…, − он остановился, чтобы прокашляться. — И король Эзеро требует вашей помолвки с его сыном, наследным принцем Кирении.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, и мое тело окаменело. Сродниться с королевской семьей киренийцев, что может быть хуже?
Сто лет назад Кирения − морской порт Галандрии, объявила о своей независимости. Восстание в Кирении возглавляла Эйслинн Эндервин, сестра-близнец моей прапрабабушки, королевы Роуэн Храброй. Говорят, Эйслинн горько завидовала, что Роуэн, которая была старше всего лишь на семь минут, была коронована королевой Галандрии вместо нее.
Королева Роуэн отправилась в Кирению разрешить спор. Она была предана Эйслинн, которая была известна как великий предатель, была взята в плен в кирейнийском замке. Роуэн была приговорена к смерти. Однако за ночь до казни, она мистическим образом исчезла. Эйслинн была ответственна за побег королевы Роуэн, и взамен была казнена прадедом короля Эзеро — Бронсоном Страсбургом — дворянином, который помогал Эйслинн подстрекать киренийцев против королевы Роуэн. Война началась основательно и продолжалась несколько лет, пока Галандрия не была вынуждена признать свое поражение. Бронсон Страсбург провозгласил себя королем новой независимой Кирении и нескольких присоединенных прибрежных регионов, в результате чего у Галандрии практически нет выхода к морю.
И то, что когда-то было огромным государством Галандрия, по существу было разделено на две части. Многие верили, что это было сбывшимся проклятием, предсказанным в легенде о расколотых опалах в день коронации королевы Элеаноры.
Всю свою жизнь меня учили верить, что киренийцы и их королевская семья Страсбурги − жестокие, отчаянные люди. Что они вредят моей семье и каждому в Галандрии.
Несколько секунд я не отвечаю, и когда могу, мой голос становится высоким и трепещущим.
— Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за Страсбурга? Киренийца?
− Ты выйдешь замуж за наследного принца Стефана, будущего короля Кирении.
− Я слышала, как ты говорил, что самый низкий слуга в Галандрии более достоин, чем величайший лорд в Кирении. Ты называл их собаками. Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за собаку?
− Я хочу, чтобы ты спасла жизни. Кажется, что короля Эзеро не пугают слухи о твоей маске, и он хочет видеть ваш брак с его сыном. Он просит твоего немедленного отъезда. Ты уезжаешь через три месяца.
− Через три месяца? − повторяю я. — Но я не могу выйти замуж, пока мне нет семнадцати.
− Ты выйдешь замуж в семнадцать. Через год, — кивает он. — Но мы договорились, что в качестве жеста доброй воли, я пришлю тебя раньше. И это даст тебе время, чтобы привыкнуть к Кирении до свадьбы.
− Но … Я думала, у меня есть еще один год…, − я чувствую себя слабой и опускаюсь в кресло перед его столом. Почему он так стремится избавиться от меня?