Мы подходим к двери и Леандра колеблется, прежде чем войти, глядя на меня глазами полными страха. Я кладу свою руку на ее плече, чтобы остановить. Я хочу услышать это. И я хочу поймать их врасплох.
— Она не может помочь больше, будучи Эндервин, чем мы сможем помочь будучи Страссбургами, — говорит Женевьева.
— Ты по рождению не Страссбург, — отдергивает ее Эудора.
— Конечно, — говорит Женевьева. — Но если мы по-настоящему хотим принять ее в семью, мы должны отпустить ее родословную.
— Хм, — никогда не доверяй Галандрианам. Они ослепляют тебя своим богатством, а потом наносят удар в спину, когда вы к этому меньше всего готовы. Насколько я знаю они все группа….
— Добрый день, — говорю я, заходя в комнату. Рядом со мной, опустив плечи, заходит Леандра и Руби, пропускает нас, чтобы обнять маму.
Женевьева смотрит на меня извиняющимся взглядом, когда идет к Руби. Но Эудора — вдовствующая королева, смотрит на меня злыми и оценивающими глазами с небольшого морщинистого лица.
Неловкое молчание усиливается, когда мы все смотрим друг на друга. Единственный звук в комнате исходит от горящего камина. Стены в комнате покрыты красными гобеленами. За Женевьевой и Эудорой стоит обеденный стол, сделанный из темного вишневого дерева. Эудора отгоняет прочь Руби, которая пытается ее обнять. — Твое платье испачкано, — отвечает она, и Руби поникает. — Женевьева, сколько раз должна я тебе говорить, чтобы ты жестче воспитывала свою дочь?
Эудора осматривает меня с ног до головы, не заглядывая при этом мне в глаза. — У нее узкие бедра, — она делает замечание Женевьеве, как-будто меня нет в комнате. — Это было бы хорошо, если бы нужно столько спрятать от Галандрийской казны. Но с такими как у нее бедрами, я сомневаюсь, что мой сын добьется от нее сыновей. — Раскосый взгляд Эудоры ощущать противнее, чем взгляды мужчин из «Глотка». И в самом деле, она Великая гадюка. На этот раз оценка Арианны попала точно в цель.
— Неужели варвары в Галандрии не научили Вас ничему? — резко говорит она, а ее глаза с отвращением смотрят на мое платье. — Вы не должны одевать своё лучшее платье на послеобеденный чай.
— Это вряд ли можно назвать моим лучшим платьем. — Слова вылетают быстрее, чем я могу остановить их. И только после этого я замечанию, что Женевьева и Эудора, так же как Леандра и Руби, одеты в платья приглушенных тонов.
Казалось, что щеки Эудоры раздулись: — Да как ты смеешь…
— Эудора, я не думаю, что она имела в виду… — Начинает Женевьева.
— Вздор, Женевьева. Я знаю, когда меня оскорбляют, и я не потерплю это. Не в своем доме. И конечно не варваром.
Я открываю свой рот, но быстро прикусываю едкий ответ, который рвется с моих губ. И несмотря на то, что я сжимаю руки так крепко, что ногти впиваются в ладони, я заставляю себя говорить: — Мне очень жаль, — сдержанным, мягким голосом. — Я была не уверена каковы ожидания Киренийцев по поводу послеобеденного чая.
— Извинения приняты, — опережает Женевьева. Прежде чем Эудора успевает что-то сказать. — Может присядем? — говорит она с неестественно милым голосом, и все идут к столу.
Я думала, что «чай» означает, что мы присядем за столом, чтобы выпить чашку чая с несколькими ломтиками хлеба. Так было принято у Огденов. Но видимо члены королевской семьи имеют другие стандарты. Блюда с фруктами, сырами, оливками и хлеб, все это лежало перед нами. Несколько вилок и ножей лежали по обе стороны от тарелки. И почему богатым требуется столько приборов, чтобы съесть одно блюдо?
Наверное, потому что им не приходилось мыть за собой посуду.
Женевьева и все остальные смотрели на меня выжидающе. Я была не уверена. Что я должна делать, и поэтому я говорю: — Что же так приятно пахнет?
— Ах, — говорит Женевьева одобрительно, — это алый чай. Это Киренейская особенность. Мне кажется я влюбилсь в него перед тем, как влюбиться в короля. — Она улыбается мне игнорируя пронзительный взгляд Эудоры, и подзывает горничную, которая стоит в углу. — Пожалуйста, налей принцессе чашечку алого чая.
Горничная подчиняется. Когда я подношу к своим губам, то чувствую корицу и перечные специи. Когда я делаю глоток, то чувствую, как тепло разливается по всему телу. — Это самый лучший чай, который я пробовала в своей жизни, — говорю я честно.
Пока мы ведем светскую беседу и обедаем. Я понимаю, что есть с одетой маской очень проблематично, как и прошлой ночью. Когда Женевьева и Эудора задают мне вопрос, я пытаюсь придумать, чтобы могла ответить Вилха и даю скромные ответы. Казалось, что все шло хорошо, пока Женевьева не спрашивает меня о предмете, который мне нравилось изучать со своими наставниками.
— История была самым любимым, — отвечаю я правдиво, потому что не знаю, чтобы ответила Вилха.
— Правда? — говорит Эудора. — А знаешь ли ты, что мой покойный муж был внуком короля Бронсона освободителя? Ох, но я забыла, — добавляет она со злой усмешкой, после того как я киваю, — галандриане дали ему другое имя, не так ли? Скажи мне какое?
Ее брови поднимаются, будто дразня меня. Может быть я должна принять совет Арианны, который внезапно вспоминается мне. Всегда будь мила. Улыбайся, даже в лицо злобе. Потому что ты должна быть выше этого. Просто игнорируй, если ты должна.
Но я так не могу, неважно, как сильно слова Арианны в меня вбили. Я не буду признавать, что я не знаю свою собственную историю, не тогда, когда я в течение многих дней умоляла миссис Огден позволить мне ходить в школу.
— Бронсон Мясник, — говорю я. — Его так назвали из-за убитых им галандрийцев.
— Придержи свой язык девочка, — отвечает Эудора, будто потрясенная тем, что я осмелилась сказать ей правду. — В этой стране, Бронсон Страссбург — герой войны, не говоря уже что он король-основатель.
— Интересно, — говорю я холодно. — Потому что в моей стране его считают убийцей.
Вскоре после этого чаепитите закончилось, и меня проводила обратно в мою комнату неулыбающаяся Леандра.
Она была осторожна, и я заметила это, она избегала северного крыла.
Глава 37
Вилха
С тех пор как я получила работу в магазине одежды, я утешала себя звуком шелеста шелка и ритмичным, методичным проколом иглы через ткань. Это первое, что казалось мне знакомых с тех пор, как наша процессия достигла Коринфа, и медленно, некоторые узлы в моем животе начали развязываться.
Пока еще не все. Я сидела и шила в магазине одежды, не собираясь вернуться в замок, но, все же гадая, что же там происходит. Пока я прячусь, что же стало с Эларой?
Слух, что принцесса в маске доехала до Коринфа, официально добралсь до магазина одежды поздно днем через дворянку по имени Альвира, ей нужно было изменить платье, которое она наденет на маскарад. Она стоит перед зеркалом, пока Кира стоит перед ней на коленях, подкалывая ее платье. — Мы обедали с ней и королевской семьей позапрошлой ночью. Действительно можно подумать — ой! — Альвира смотрит вниз на Киру, — Смотри что делаешь.
Мои руки холодеют при ее словах. Вместо того, чтобы сказать солдатам, что я сбежала, Элара все еще в замке и притворяется мной.
Кира смотрит на Альвиру снизу вверх, как будто бы она была из королевской семьи. — Вы встречались с принцессой в маске? И какая она?
— Неуклюжая и глупая. Она опрокинула бокал вина и использовала не ту вилку на ужине. Действительно, почему мир так очарован ей, не понимаю. — Она отдергивает платье и хмурится. — В любом случае, король решил, что она будет появляться на балконе каждый вечер перед закатом. Почему бы кому-то хотеть видеть ее, когда она вероятно жутко выглядит под маской, не то что я.
— Но ходит столько слухов, — говорит Кира. — А может быть она не страшная, может быть она красивая.
— Не может быть, — Альвира усмехается. — Да как она может быть красива? Она же из Галандрии.