– Эллин, ты ведь… – горло сжало спазмом, словно я проглотила раскаленный шар, – наша связь родственных душ, она…
– Да, Агнес, и так убьет меня. Но пусть лучше это сделает магия, сохранив чистоту твоей души, чем я дам слабину и позволю тебе страдать.
Я прикрыла глаза. Разговор заходил в тупик. Вся моя жизнь упиралась в рамки чертова пророчества.
– Я искренне верю, что со временем ты примешь его, Агнес, и обретешь долгожданное спокойствие. Дориан – прекрасный кандидат на твое сердце. – Эллин тихо выругался себе под нос, и мне удалось разобрать лишь «засранец» и «заноза». – А главное, он без остатка в тебя влюблен, и его огненной силы вполне хватит, чтобы защитить тебя от большинства угроз.
Слова Эллина ударили острыми осколками в грудь. Внутренняя боль пожирала кости, выкручивала суставы и завязывала вены в узлы.
«Я растратила всю себя, чтобы смириться и принять чувства к нему, перестать ненавидеть, вновь полюбить – и все это зря?» – сокрушенно думала я, силясь не закричать от раздирающих сердце эмоций.
Неблагой Король наконец-то заметил, что со мной что-то не так, и шагнул вперед, но я вжалась в кресло, не желая больше следовать за несбыточными мечтами.
Неожиданно боль начала усиливаться, из душевной перетекая в физическую. Где-то на задворках разума я почувствовала, как кто-то стучится. Погрузившись в себя, поймала ментальную нить и в ужасе содрогнулась. Ко мне взывала не привычная теплая рука Дориана, а золотая веревочка, излучающая глубокие волны бездонной силы. Я в панике попробовала закрыться, призвав собственную магию, но сопротивление было бессмысленным, нить тянула меня в пропасть, крепко обвиваясь вокруг разума.
Находясь еще в сознании, я почувствовала, как холодные руки Эллина крепко обняли меня. Библиотека постепенно растворялась, и я поняла, что так и осталась ничем по сравнению с великой мощью.
– Агни! – встревоженно позвал Эллин, пытаясь привести меня в чувство. – Любимая, не уходи… – В его глазах мелькнул неподдельный страх.
Я из последних сил успокаивающе коснулась его щеки и провалилась в гнетущую бездну древней, как вселенная, магии.
Ноги опустились в ярко-зеленую траву, яркое солнце ослепило меня, а покачивающиеся на ветру ветви знакомой ивы, под которой пряталась скамейка, разносили аромат росы.
– Не лезь на дерево, милая!
Позади меня на полянке стояла Аделаида все в том же вязаном кафтане и надетых на кончик носа круглых очках. В нескольких метрах от нее под яблоней играл ребенок. Девочка лет пяти, облаченная в нежно-розовое платье и соломенную шляпу с кружевным бантом, которая скрывала цвет ее волос. Лица ребенка я тоже не видела. Она сидела на траве ко мне спиной и, как-то до боли знакомо, звонко смеясь, мастерила из одуванчиков венок.
– Кто это? – задумчиво протянула я, убирая со лба растрепавшиеся пряди волос.
– Моя внучка, Эмили. Прелестная девчушка, только вот характер… – Аделаида со вздохом покачала головой, – еще хуже твоего.
– Не помню, чтобы вы говорили о внучке.
Я воскресила в памяти рассказ старухи о дочери, которая, как и Артур, работала на фабрике в Ситке… но по загадочной улыбке и блеску силы в глазах Аделаиды поняла, что, скорее всего, это была лишь красивая легенда о ее несуществующей жизни.
– Если честно, у меня и внучки еще нет.
Чего-чего, а такого поворота я не ожидала, а потому шокировано округлила глаза.
– Вы ведь только что сказали…
– Ох, Агнес, не пытайся понять, – отмахнулась Аделаида. – Время – понятие относительное, и в каждом из миров оно течет по-разному.
У меня зазвенело в ушах, когда я попыталась осмыслить наш разговор.
Тем временем загадочная девочка под яблоней испарилась, превратившись в разноцветный дым. Я рвано выдохнула, с опаской наблюдая за тем, как ветер уничтожил последнее напоминание о ребенке.
Аделаида мне подмигнула и поспешила успокоить:
– Эми обязательно вернется, просто еще не настал ее час.
Ощущая, как от странности происходящего меня начинает мутить, я настороженно попятилась.
– Кто, а точнее, что вы такое, Аделаида Порг?
– О, ты знаешь меня гораздо лучше, чем думаешь, дорогая.
Меня затрясло. Прилив страха и раздражения сковал позвоночник, и собственный голос показался мне далеким и хриплым от паники, когда я спросила: